«Со смертью автора интерес читателей к нему (т. е. к роману «Похождения бравого солдата Швейка» — Г. Ш.) падает, что подтверждается тем обстоятельством, что IV том был продан только в количестве 8000 экземпляров.
По-видимому, в ближайшее десятилетие можно предпринять еще два издания тиражами по 5000 экземпляров для каждого тома и определить гонорар в сумме 65000 крон.
Через десять лет содержание сочинения для новых поколений будет непонятно, и у него вряд ли найдутся какие-либо читатели».
По мнению чиновников, имя Гашека должно было кануть в Лету через десять лет, а вместе с ним эту участь предстояло разделить и его герою — бравому солдату Швейку. Так после смерти писателя эксперты вынесли смертный приговор его творчеству. Этому пророчеству не суждено было сбыться. Интерес к Гашеку рос не по дням, а по часам — его рассказы, юморески, фельетоны и роман о бравом солдате переводились на многие языки и читались во всем мире.
Так закончились земные мытарства Гашека.
О приключениях своей души в потустороннем мире он сам рассказал за два с половиной года до смерти в небольшой юмореске.
Небесные стражи порядка, с которыми встретилась на том свете душа писателя, отличались от австрийских полицейских только ангельскими крыльями. Они сурово допрашивали душу, а она охотно рассказывала о человеке, в теле которого жила. Удивительная душа! Язык был дан ей для того, чтобы лучше скрывать свои мысли. Отвечая на вопросы небесных полицейских она или недоговаривала, или возводила на себя напраслину — короче, вела себя так, как это делал при жизни сам писатель.
— Гашек почитал государя императора, — сообщала душа.
— Почитал? — удивлялся проницательный читатель. — Ничего подобного! Гашек гордился тем, что предал его и советовал не выпускать эту старую развалину из сортира, иначе она загадит весь Шёнбрунн!
— Он писал разные глупости…
— Не хитри, душа! Ты и сама не веришь тому, что говоришь. Еще до войны критики отмечали, что юмор живет в самом Гашеке и появляется раньше, чем он обмакнет перо в чернила.
— Я принадлежала человеку, выше всего почитавшему начальство и законы…
— Еще одна увертка! До войны Гашек был анархистом, противником всякого начальства и всяких законов. В 1918 году он сам стал начальником, защищал Советское государство и его законы.
— Я никогда не имела дела с полицейскими…
— А это уже ложь. Кому, как не тебе, душа, помнить, что он часто сталкивался с «хохлатыми»?
— Он был бравым солдатом, имперско-королевским пехотинцем, держался ближе к кухне и приводил поваров в смятение своими кулинарными познаниями…