Выйдя из госпиталя, Гашек стал вольноопределяющимся, снял комнатку в доме на Чешской улице и теперь вел полуштатский образ жизни. Он писал рассказы и посылал их своим пражским издателям. Занятия стрельбой, шагистикой и другими военными науками время от времени перемежались сидениями на гауптвахте. В первый раз он попал туда за то, что дал пощечину кадету, который заставил его ползти по-пластунски в лужу, второй — за самовольную отлучку: он целую неделю не являлся в школу. Начальство сочло Гашека дезертиром, но он вернулся. Оно направило Гашека к психиатру. Тот не нашел в его психике никаких отклонений. Начальник школы не знал, какое применение найти этому странному вольноопределяющемуся, и, поломав голову, приказал ему сочинить патриотические стихи для украшения учебной аудитории. Гашек быстро выполнил приказание и представил такие вирши:
Командир полка у нас
Отдал боженьке приказ:
«Боже, Англию карай!»
Сил небесных нам подкинь —
Будет Англии аминь!
За эти стихи вольноопределяющийся Гашек снова угодил на гауптвахту, на этот раз для нравственного самосовершенствования. Просидев там месяц, Гашек ушел и бродил по городу и окрестностям, пока его не разыскал патруль. Характеристика, данная Гашеку, поражает предельным лаконизмом: «Вольноопределяющийся Ярослаус Хашек — мошенник и обманщик». Перед самой отправкой на фронт писатель снова прогулялся по городу без разрешения комроты и еще раз попал на гауптвахту, только теперь она оказалась на колесах. За решеткой арестантского вагона быстро промелькнули Гмюнд, Вена, Винер Нойштадт. Эшелон остановился в венгерском городке Кираль-Хида.
Мудрая политика Австро-Венгрии держалась на вражде народов. Поэтому венгерские части отсылались в Чехию, а чешские — в Венгрию. Унылую казарменную жизнь чехов разнообразили бесконечные стычки с немцами и венграми. Гашеку иногда удавалось вырваться в город, но теперь, когда в нем сразу узнавали чеха, сблизиться с венграми было почти невозможно.
В маршевой роте Индржиха Лукаша у писателя появилось несколько друзей — фельдфебель Ванек, рядовой Крейчи и денщик Лукаша Франтишек Страшлипка. Страшлипка, молодой каменщик из Гостивиц под Кладно, быстро стал настоящим армейским Фигаро. Гашек ценил народный юмор Страшлипки, его забавные рассказы, начинавшиеся неизменным: «А я вот знал одного…» Солдаты хватались за животы, слушая его бесчисленные анекдоты. Но Страшлипка не был болтуном. Гашек скоро заметил, как ловко приноравливает Страшлипка свои рассказы о дураках, всюду лезущих со своими поучениями, к появлению бывшего учителя подпоручика Мехелека. Этого типа ненавидели не только рядовые — проавстрийские разглагольствования Мехелека вызывали у офицеров желание прямо-таки задушить его. Солдаты быстро надавали ему кучу непроизносимых прозвищ. Навсегда закрепилось за ним одно — «Дуб». Страшлипка так ловко «заводил» глупого подпоручика, что тот начинал свои нудные речи и становился всеобщим посмешищем.