— Не знаю, не знаю, — тянул недоверчиво несостоявшийся любитель холодных супов.
— Форель очень вкусная! — пожалела голубоглазую прелестную девушку пожилая женщина — Антонина Никаноровна, подошедшая вслед за внуком. На бледном лице несчастной официантки просвечивал фиолетовым знак ущемленной женской гордости, несмотря на попытки его замаскировать. Неужели работодатель настолько жесток, что бьет персонал? — Сердце доброй женщины екнуло.
— Павлик, скажи! — подтолкнула внука Антонина.
Сообразительный пацан, поняв, что от него хотят похвалы, повернул мордаху к рыбному блюду:
— Рыба, ты хорошая! — радостно выкрикнул Павлик дифирамб форели, красиво обложенной кружочками лимона.
— Приносим свои извинения! Давайте-ка я уберу это, — Агата протянула руку к тарелке, пытаясь загасить конфликт.
Оленька, поняв, что цокотухина сейчас просто смоют в фаянсовое изделие, метнулась белкой и схватила окрошку первой. Поднялась буря в тарелке от отрыва с поверхности стола, и мухаленыша накрыло волной… ( Здесь можно отыграть музыку из «Титаника»…).
Капая горючими слезами на белую гладь окрошки, Непруха вернулась в кухню. Цокотухин напоминал ей ее саму, такую же вечно барахтающуюся в субстанции жизни кроху. Вот бы кто-то протянул ей ложку или на худой конец соломинку.
— Ой, не говори, что ты веганша! — произнес шеф страшное ругательство, и тишина наступила в помещении, аж блинчик на сковороде забыл, как шквоарчать.
Злыдня-Викулишна успела все разнюхать и доложить Никите Андреевичу оказию, случившуюся в зале, описав все в ярких деталях.
— При чем тут веганша? — шмыгнула носом Оленька.
— Муха, попавшая в суп — это мясо! — вспомнил кашевар свои армейские будни. — Животину пожалела, да? — наступал шеф, размахивая сотейником.
— Только по голове не бейте, — зажмурилась Непруха, восприняв угрозу всерьез и почувствовав во всем теле перепады температур.
Ей уже хотелось возразить, что никакая она не любительница сельдереев, а вполне себе любит яйца, в виде омлета, политые сверху кровью ни в чем не повинных помидоров — кетчупом.
— Непруха, ты это чего? — пробасил шеф. — Только не вздумай падать мне в обмороки! — осторожно вытянул он тарелку из трясущихся ручонок девушки. — Накось, выпей водички, — ворчал он, подавая самолично стакан и усаживая Ольгу на ближайшее сидение.
Картину маслом застал Максим Дмитриевич. Шеф, нежно воркуя над его планируемой невестой, похлопывал Непруху по спинке. В голубых непрухинских глазах сияла благодарность и еще что-то… А только ли до пряничных трусов у них дело зашло? Собственнический инстинкт выгрызал последние сомнения, что между этими двумя возможна взаимная симпатия. Нет, такого Максим терпеть не намерен! Самцовый эгоизм требовал отобрать грудастое недоразумение себе, в личное пользование. Непруха только его — и точка!