Но всё изменилось, когда Оля приблизилась к столику своего гостя, услышав серебристый голос златокудрой девушки из-за соседнего. Она мягко и вежливо делала заказ другой официантке, а в конце, слегка понизив голос, попросила:
— И вы не могли бы передать Максиму Громову, что в зале его ожидает невеста…
Оля ощутила, как в её руках дрогнул поднос с тарелкой супа буйабес. Она всеми возможными силами заставила себя не паниковать, а дойти до гостя и, мило улыбнувшись, на десерт ещё порекомендовать тарт татен. А уже после, когда заказ ушёл на кухню, запереться в туалете и, стиснув зубы, молча завыть.
Какая же она наивная дурёха. Никогда такой мужчина, как Максим Громов, не обратил бы на неё внимания. Чем она думала, когда соглашалась на весь этот кордебалет? А главное, почему так сильно поверила?
В груди нестерпимо жгло. Как и в глазах. Они совсем отказывались видеть происходящее, потому что мутная пелена слёз застыла на них. Оля закусила нижнюю губу почти до крови, а пальцы сами собой стали нервно перебирать по золотому ободку браслета, то гладя, то царапая холодный металл.
Внутри как будто разбили вазу со льдом. Всё, начиная от горла и заканчивая глубоко в животе, сковывало ледяной плёнкой, которая мешала дышать. И Оля хватала ртом воздух, чтобы не упасть в обморок. Была похожа на рыбу, что прибоем выбросило на сушу, и она не знает, как теперь быть, просто отчаянно трепыхает, чтобы не обезуметь от жестокости, царящей вокруг.
Если невезение и отошло, — то только ради того, чтобы так нежно, но сильно швырнуть ничего не подозревающую Ольгу прям носом в собственную никчёмность.
Как можно было поверить в то, что у них с Максимом есть хоть что-то дальше? Как можно было не догадываться, что владельцы заводов, машин и пароходов не влюбляются в неуклюжих официанток. Как?
Оля сама не знала ответа. Она просто старалась сдержаться и не закричать в голос от разочарования и боли, что поселились внутри. Намертво вгрызлись во все внутренности. Они цеплялись искорёженными своими корнями за что-то, некогда бывшее светлым и чистым, и запускали в него темноту, грязь и осклизлое ощущение безысходности.
В туалет зашёл кто-то, и Оля поспешила утереть слёзы туалетной бумагой, чтобы не сильно заметно было, что она здесь ревела. На выходе из кабинки она столкнулась с Агатой, которая тут же напустилась:
— Почему ты не в зале? Твой гость уже доедает десерт.
Оля растерялась и ещё больше расстроилась. Хотя куда ещё больше?
— Простите, мне нездоровится, — промямлила она, стараясь не глядеть на начальницу.