). Однажды я оказался с ним в одном самолете, летящем в Вену, – видел, как он и еще человек пять, нацепив депутатские значки, гоняют стюардессу, пьют водку в несметных количествах, ругаются. Мне так стыдно стало за наш Съезд народных депутатов… Получается, я знал двух членов ГКЧП, и в моем понимании это были люди невысокого достоинства. Хотя еще я знал Пуго, главу МВД, и его я искренне уважал. Не знаю, как он затесался в эту шайку.
Когда я услышал заявление ГКЧП, я был на даче. Тут же сел за руль своих «Жигулей», приехал в Верховный совет и говорю Дементею: «Собирайте сессию». Потому что, говорю, контрреволюция. Он отвечает: «Да что вы, Станислав Станиславович, я только что звонил Анатолию Лукьянову». Но я же вижу, что такое Лукьянов! Он в этой шайке наверняка. В общем, Дементей нас уговорил, сессию не собрали. Он был добросовестнейшим коммунистическим руководителем, кстати – не загребал собственность. Но ума был невыдающегося.
– Насколько трагичной выглядела экономическая ситуация в Белоруссии накануне распада Союза? Вы тогда говорили, что нужно сохранить общие структуры, обеспечивающие функционирование государства, а все остальное – автономно и самостоятельно. Вы представляли, как это осуществить?
– Год с небольшим я работал на радиозаводе. Этого мне хватило, чтобы увидеть полную нелепицу некоторых наших стандартов. Я видел, что совсем рядом – допустим, в Польше или Германии – производят какие-то компоненты (например, конденсаторы), а мы получаем их жалкое подобие из Комсомольска-на-Амуре. Так что я совсем не боялся разрыва наших экономических связей с Комсомольском-на-Амуре. Было ясно, что вопрос надо как-то решать, и я был сторонником инициативы. Иногда я думаю, что если бы жил по этим волчьим капиталистическим законам, то преуспел бы. Хотя потом понял, что ошибался. Потому что там волков хватает и без таких, как я.
– В книге «Моя жизнь, крушение и воскрешение СССР» вы пишете, что сегодня туристам в Вискулях в Беловежской Пуще не показывают то место, где было подписано соглашение. Это правда?
– Да, конечно, правда. И меня туда не пустили – я ездил с киношниками. Сказали, это резиденция Лукашенко и вход на ее территорию запрещен.
– Насколько я понимаю, у вас изменилось отношение ко многим деятелям той поры, в частности к Назарбаеву.
– Да он конъюнктурщик! 8 декабря, после первого подписания соглашения тремя государствами, он говорил, что если бы и приехал в Вискули, то не стал бы ничего подписывать. А потом, когда все было оформлено общим решением остальных глав государств, то потребовал, чтобы он был не простым присоединившимся, а учредителем этого соглашения. Я сегодня скажу: хорошо, что его не было в Вискулях, а то был бы полный бедлам. Вы знаете, что шведы несколько лет назад рассекретили свою дипломатическую переписку тех лет? Так вот, они там, как, кстати, и дипломаты других стран, пишут, что мы Беловежскими соглашениями предотвратили гражданскую войну на территории СССР. А если бы Назарбаев был там и ничего не подписал, мы бы ее растравили. Мое отношение к Назарбаеву испортилось после одного откровенного разговора, произошедшего в Алма-Ате примерно в апреле 1992 года. Он мне рассказывал: «Приезжают тут всякие учить нас демократии. Вот литовцы приперлись – целый самолет, и такие страстные речи мне говорят. Забросили их обратно в самолет, заправили его и сказали, чтобы улетали как можно быстрее и носа не показывали. Я им покажу, как тут литовскую демократию наводить!»