Чувства, эмоции, переживания, мечты, сожаления, прочий вздор.
4 ч самоанализа, самосозидания, самобичевания и самоистязания. Самые страшные 4 ч в сутках.
Я все решила: Хватит страдать ерундой.
Куплю снотворное.
***
Стоял Ноябрь. Ну как «стоял»… он пришел несколько дней назад и теперь неизменно торчал у Ее окон. Ну и, конечно, таскался за Ней повсюду. От ноября никуда не денешься. Куда от него деться? Разве что в Грецию, но у них, говорят, забастовки, да и там, наверно, свой Ноябрь. Везде есть свой Ноябрь. Даже если +35 в тени, которой давно не наблюдается, просто Ноябрь — это такое состояние души, когда хочется залезть в свой самый захламленный шкаф и притвориться парой туфель-лодочек. Очень элегантной и всеми забытой.
Они были красивой парой — изящные, изысканные: он — высокий, статный мужчина, не лишенный вкуса, не чуждый шика, она — элегантная, тонкая женщина, достаточно сильная, чтобы быть гордой, достаточно хрупкая, чтобы оставаться женщиной.
Наверное, именно поэтому он подумал, что неплохо бы сказать ей, что они давно и приятно знакомы, что он знает ее как никто никогда, что он восхищается ею и приклоняется и много прочих «что».
Но она все еще верила в любовь с большой буквы «Л» и, конечно, именно поэтому подумала, что ее милый волшебник окончательно сошел с ума, и она сказала ему:
— Дима, заткнись, пока не поздно.
Он замолчал, но она опоздала.
Они были бы отличной парой — изысканной и изящной. Вот только левый туфель был снежно-белый, а правый — цвета «брызги шампанского».
И что теперь? Теперь она прячется за тяжелой гардиной своей маленькой спальни от (вчера) лучшего друга, от (возможно) удачного брака, который ему привиделся в туманном «завтра».
Он не искал ее — он знал: она дома.
Он не стучал в ее двери, не звонил по ее телефонам — он видел плотно зашторенные окна. Он знал: она прячется от него, его слов, его глаз, всего мира.
— Ты все испортил, — твердила она, беззвучно, едва шевеля губами, согреваясь липовым чаем и медом.
— Ну что ж, — отвечал он кривою улыбкой совсем не веселой, — один из нас должен был сделать это однажды. Точнее, а! не важно! К черту! Все к черту!
Он бросил кружку, все еще полную холодного чего-то, в раковину и хлопнул дверью.
Как можно быть такой наивной, как можно быть таким ребенком в Свои-То? Красивая, умная, нежная — конечно, она очаровала его с самого начала, конечно. Жаль только, с самого начала их повело не туда, а теперь уже поздно пытаться что-то исправить.
И все-таки жаль, что уже не вернуть той легкости ее смеха, искренности их болтовни и прочности дружбы, которая все же оказалась такой хрупкой.