Все случилось летом (Вилкс) - страница 49
— А как же он погиб? — спросил взволнованный Рейнис.
— В Курземе. За три дня до победы.
Склонив русую голову, Харис сидел на скамеечке. Каспар замолчал, молчал и Рейнис, и тогда Харис сказал в отчаянии:
— Ребята, яблоки… Ешьте яблоки.
И, довольный, что удалось немного отвлечь друзей от мрачных воспоминаний, спрыгнул со скамеечки.
— Мать мне творогу прислала. Хотите попробовать? Ешьте, ешьте, а то прокиснет. Зачем добру пропадать.
Разыскав кружки, Харис налил в них молока, а что осталось, выпил сам. Пил долго, припав к кувшину, пока не выпил до донышка.
— Теперь гири куда легче стали, — сказал он, утирая рот ладонью. — Вот увидите, скоро мне тут равных не будет.
Каспар с Рейнисом весело переглянулись. Потом Каспар оттолкнул от себя книги, грохнул кулаком по столу и крикнул:
— Айда в кино! Что мы, в самом-то деле! Совсем света белого не видим.
— В кои-то веки дело говоришь! — обрадовался Харис. — Я вас на директорской машине, как баронов, подкачу к самой двери клуба. Старик в Риге на совещании. А может, куда-нибудь подальше махнем, а? На большие озера?
— На сей раз в кино, — сказал Рейнис. — Завтра на работу.
Харис уговорил Каспара надеть новые брюки. Но с Рейнисом было сложней: тот ни за что не хотел переодеваться.
— Ведь я «черномазый», так зачем мне менять форму? — говорил он.
— Ты мне машину перепачкаешь, — разозлился Харис. — Я тебя такого не повезу.
— Ах, вот что! — вспыхнул Рейнис. — Машину перепачкаю? В таком случае поищи себе почище пассажиров, а я остаюсь дома. Мне и здесь хорошо. Обойдусь без мягких сидений.
— Не валяй дурака, — сказал Каспар. — Не упрямься. Что ты хочешь доказать своими грязными брюками? В конце концов, это просто глупо. Никто не оценит твоего героизма. Люди только пожмут плечами.
— Зато тебя оценят. В твоих стильных брючках. Я-то знаю, зачем ты их натянул. Чтобы ей показать: вот, мол, какого проворонила. Давай, давай, ломай комедию. Хочешь сбросить свою шкуру, перекраситься? Ну, езжай на здоровье. Тебя там ждут не дождутся. А то как же!
И Рейнис засмеялся, но не весел был его смех… Опустившись на скамейку, он отвел глаза в сторону, словно застыдившись своих слов. Свет из окна падал ему на лицо, оно было бледное, будто никогда не видело солнца, темные волосы гладко причесаны, а в глазах злые искорки. Узкие плечи опущены, солдатская гимнастерка перепачкана — на спине расплылось огромное пятно.
Каспар покраснел, будто его уличили в обмане. До последнего момента — до тех пор, пока не предложил пойти в кино, — он не думал о Юстине. Да и потом не думал, только совсем бессознательно вдруг почувствовал, что где-то она существует и что, быть может, он ее встретит сегодня вечером, если пойдет в кино. Смутное предчувствие — как волнение воздуха в разгоряченных солнцем далях. Нет, он не думал о ней. И потому хотел ответить грубостью, но сдержался. Рейнис сегодня явно не в духе. Наверное, вспомнил об отце, расстроился — может, мысль о матери не дает ему покоя, а может, просто недостает в жизни чего-то сокровенного, что в тяжелую минуту помогало бы, занимало все мысли. Вот он смеется над ним, Каспаром, а если бы сам ощутил такое — когда даже с закрытыми глазами на затерянной лесосеке видишь и чувствуешь, что кто-то невидимкой идет с тобой повсюду, всегда сопутствует тебе. Тогда бы он не стал смеяться и не был бы таким подавленным. Поступил бы он учиться, что ли… Тоже большое дело… Юстина не пришла на свидание, но жизнь продолжается, хотя подчас бывает тяжело, где-то в самой глубине запряталась боль — то утихнет, то снова даст о себе знать. Но со временем она пройдет, не будет больше тревожить. Разве изредка…