Одной?.. Но почему она не сумела подружиться с Каспаром? Ведь он совсем не похож на ее отца. Пока они мало знали друг друга, все, казалось, шло хорошо, но стоило поговорить как следует…
«Отчего я не такая, как все? — думала Юстина. — Не такая, как Каспар? Для него в жизни все ясно, все само собой разумеется. Может, я просто усложняю, ломаю голову над пустяками, а главного не замечаю?»
На посветлевшем небе неподвижно застыли три маленькие тучки. Они становились все прозрачнее. Сейчас над горизонтом поднимется солнце, и сразу все преобразится, станет привычным, понятным. Тогда, наверно, и она успокоится, освободится от того неуютного чувства, что пришло с ночными тенями, бликами луны в старом парке, с шумом порогов.
Юстина оттолкнула от себя собаку и встала. Надо идти спать, а то, пожалуй, кто-нибудь выйдет из дома, придется прямо сейчас объясняться. Она же пока еще ничего не решила.
Юстина забралась на сеновал и выглянула во двор. Ей показалось, что в окне кухни промелькнула голова бабушки, седая, растрепанная. Наверное, старуха наблюдала за Юстиной, пока та сидела на пороге. А может, подошла к окну, посмотреть, какое утро, ей ведь скоро вставать.
Юстина разделась, расстелила простыни и легла. За ночь крыша остыла. Воздух был свежий, из пьянящих летних запахов. Спать не хотелось. Юстина закрыла глаза, резкий свет проникал сквозь щели и стелился длинными узкими полосами по сеновалу.
Набегая, словно волны, события прошедшей ночи закружили ее в своем водовороте.
Каспар…
Нет, уж теперь не уснешь. Она ощутила что-то похожее на злорадство оттого, что мысли становились все отчетливей и тревожней. Каких только людей не встретишь в жизни. Иных знаешь много лет, но уже на третий день с ними становится скучно — такой, как все… А с иным встретишься раз-другой — и чувствуешь: вот это человек… И потом долго-долго он не выходит из головы. Да, Каспар… Каспар стоит на земле, его не проведешь баснями о всяких там княжнах и скачущих в ночи конях, он никогда не станет ломать голову из-за такой чепухи. Он ведет свою машину по непролазным осенним дорогам, в зимнюю стужу, в пургу и метель, и ему не мерещатся залитые светом чистые улицы Риги, залы театров… Все изящное, милое, чего ничем не измерить и что придает жизни радужный блеск, — она без этого не смогла бы жить, а Каспару все равно. Он приходит с работы и садится за книги. У него высокие идеалы, и чем недоступнее, недостижимее они, тем для него интереснее жизнь. Вот он какой…
В доме с грохотом распахнулась дверь. Возле колодца загремели ведра, полилась вода в кормушку. У матери начался трудовой день. Потом Юстина услышала, как мать, еще сонная, разговаривала с коровой в хлеву, как зазвенели струйки молока о дно подойника. Запыхтели, захрюкали свиньи, давая понять, что они готовы к принятию пищи. Тряхнул крыльями петух и звонко пропел песню в открытую дверь.