– Это наш любимый парк, – сказал он. – Сюда мы приходим на Сизда-Бедар.
Сизда-Бедар – это тринадцатый день после Навруза. В этот день персы ходят на пикник.
Персы обожают пикники, особенно в Сизда-Бедар. У нас в Америке каждая семья в огромном количестве готовит то блюдо, которым больше всего славится (долма, оливье или котлеты), и все мы захватываем целый парк, так что в радиусе восьмидесяти километров места хватает всем Персам, Частичным и не только.
Из-за того что дата Навруза год от года меняется и зависит от дня весеннего равноденствия, не фиксирована и дата Сизда-Бедара, а это значит, что иногда этот праздник совпадает с моим днем рождения. Но я почему-то никогда не могу правильно ее рассчитать.
– В этом году праздник придется на первое апреля, так?
Сухраб поднял глаза и пересчитал с иранского летоисчисления на григорианское.
– Второе.
– Ой. Это мой день рождения.
– Вы все еще будете здесь?
Я кивнул.
– Здорово. Значит, отметим оба праздника.
Сухраб схватил меня за плечо и повел в сторону туалета.
– Иногда мы тут играем в футбол. Когда на поле слишком много народу.
– А. – Я надеялся, что мы не будем сейчас играть в соккер/неамериканский футбол. К этому я готов не был. – Классно.
– Пойдем, – сказал Сухраб, и вместе мы обошли приземистое здание. – Хочу тебе кое-что показать.
Сухраб быстро улыбнулся мне с прищуром, после чего просунул пальцы в ячейки сетки-рабицы, окружавшей здание туалета, и начал забираться вверх. Металл проседал и изгибался под его скромным весом, когда Сухраб цеплялся кроссовками за ромбовидные ячейки.
– Давай! – крикнул он мне, вскарабкавшись на крышу здания.
Я был тяжелее Сухраба, и структурная целостность забора оказалась под большим вопросом. Не было сомнений, что он потерпит крушение с непоправимыми последствиями, если я попытаюсь по нему залезть.
– Дариуш! – закричал Сухраб. Крыша грохотала под его ногами, стоило ему сделать шаг. – Давай скорее!
Я закусил губу и схватился за сетку. На нее весь день светило солнце, и моим пальцам стало горячо. Я забрался вслед за Сухрабом, уверенный, что забор оторвется от здания, как крышечка из фольги от банки с супом, прежде чем я доберусь до верха. Но я удержался, а Сухраб протянул мне вымазанную черным руку и помог подняться на крышу. Мои руки тоже оказались исчерченными черными отметинами и пахли старыми монетами.
Я потер ладони друг об друга, но только сильнее размазал грязь.
Сухраб засмеялся и обнял меня за плечо, наверняка оставив на моей футболке черный отпечаток.
– Смотри. – Он кивком указал на что-то впереди себя.