– Ты говоришь, что тебя иногда заклинивает. И ты думаешь о чем-то грустном.
– А. – Я сглотнул и потянул за завязки на толстовке. – Ничего особенного.
– Эй, слушай. – Сухраб поднял меня на ноги. – Я больше не позволю тебе подвисать. – Он повел меня к столу, за которым сидели Парвиз и Навид, сыновья дяди Сохейла. Парвизу было двадцать три, Навиду – двадцать один, и по возрасту они были мне ближе всех, если не считать Назгол, девятнадцатилетней назгул.
– Дариуш, – сказал Парвиз. Его голос был звучным и густым, как мягкое арахисовое масло. Акцент почти не проявлялся, только в резкости гласных и рисунке предложений, как будто во всем, что он произносил, таился вопрос. – Как так вышло, что ты никогда не рассказывал нам, что играешь в футбол?
– Ой. Э…
– Сухраб сказал, что ты здорово играешь.
Я изо всех сил сдерживал улыбку.
– Это правда. Вам надо посмотреть.
– Не так уж и здорово.
– Нет, здорово! Ты бы слышал, что сказал Али-Реза. Он так разозлился, говорил, мол, это нечестно, я никогда в жизни больше не стану играть против вас двоих.
Парвиз фыркнул:
– Ты все еще с ним играешь?
– Я думал, он переехал, – добавил Навид.
Голос Навида был глубоким, как у его матери. Он унаследовал ее изящные изогнутые губы и длинные темные ресницы Маму. У меня тоже бабушкины ресницы, из-за которых меня часто дразнят в школе.
Хотя, если честно, они мне нравятся.
Правда.
– Он собирался переезжать в Керман, – сказал Сухраб. – Но его отец потерял работу, и ему пришлось остаться тут.
По-моему, Али-Реза был полным дебилом, образцовым воплощением Бездушного Приверженца Господствующих Взглядов, но я все равно испытал к нему жалость.
Оказалось, что и у Али-Резы есть Проблемы по Отцовской Части.
Сухраб дал Парвизу и Навиду подробный отчет о нашей последней игре. Он представил меня в куда лучшем свете, чем было на самом деле, замалчивая пасы, которые я пропустил, и преувеличивая значение всех ударов, которые я отразил.
Становилось все сложнее сдерживать улыбку.
Я чувствовал себя трехметровым великаном.
– После игры Али-Реза никак не мог остановиться, все жаловался и жаловался. Мне Асгар рассказал. Али-Реза говорил, мол, да они в Америке даже в футбол-то не играют.
Сухраб положил руку мне на плечо. Перед приходом к нам он принял душ и все еще пах свежестью, пах мылом, чем-то наподобие розмарина. По моей спине разлилось тепло в том месте, где лежала его рука.
– Но это же не важно. Дариуш – тоже перс.
И я превратился в звездолет, несущийся на полной скорости.
Я весь сиял от гордости.
Навид с Парвизом решили, что, раз я был таким персом, пришло время и мне научиться играть в «Грача». Навид достал из кармана рубашки колоду карт движением, которым курильщик вынимает из кармана пачку сигарет, и начал раздавать.