– Я на самом деле так не думаю, Дариуш. Не думаю так, как сказал. Хочу, чтобы ты знал. – Наконец он поднял на меня взгляд. – Я рад, что ты приехал. Ты мой самый лучший друг. Мне нельзя было обращаться так с тобой.
На мгновение он замолчал, закусив губу.
– Ты не мог бы выйти? Ненадолго?
Я обернулся и взглянул на отца, который сидел на диване и смотрел мыльную оперу вместе с Лале. Он кивнул.
– Конечно.
Я шел за Сухрабом по тихой улице. В руке он нес что-то плоское и прямоугольное, но я не мог разобрать, что именно.
Я пытался проглотить комок, вставший в горле, но он только опустился ниже, прямо в сердце.
Никогда раньше я так не нервничал в присутствии Сухраба.
Парк – наш с ним парк – стоял темный и пустой. Ртутный фонарь у туалета погружал все вокруг в тусклое оранжевое сияние, которого было едва достаточно, чтобы подсветить ячейки забора, когда мы забирались по нему вверх. Сухраб неловко залез, пользуясь одной рукой, аккуратно, чтобы не уронить то, что держал в другой.
Мы сели и свесили ноги с крыши, в последний раз оглядывая наше Королевство Цвета Хаки. Сухраб ничего не говорил, и я тоже молчал.
Когда молчание между нами успело так кристаллизоваться?
Я вытер ладони о брюки, пытаясь смыть с них грязь.
Когда я больше не мог молчать, я произнес:
– Мне жаль, что твоего отца больше нет.
Сухраб мотнул головой.
– Спасибо. Но, если честно, я не очень хочу об этом говорить.
– Ой. Прости.
Как мне не нравилась эта новая реальность.
Я не хотел жить в мире, где мы с Сухрабом больше не могли разговаривать о важном.
– Не нужно просить прощения. Может быть, когда-нибудь я захочу. – Сухраб протянул мне свой маленький сверток. – У меня для тебя кое-что есть. Это подарок ко дню рождения. – Он был завернут в йездские газеты, точно так же, как я сделал с его бутсами. – С днем рождения, Дариуш.
– Спасибо тебе. Я могу открыть его сейчас?
– Да.
Я снял газетную обертку и скомкал, чтобы ее сразу не унесло с крыши. Внутри оказалась обрамленная фотография нас с Сухрабом.
Ее сделали во время празднования Навруза, хотя я не мог точно сказать когда. Мы с Сухрабом стояли, прислонившись к стене в гостиной Маму. Рука Сухраба лежала у меня на плече, и мы оба над чем-то смеялись.
Я подумал, сможет ли Сухраб когда-нибудь снова смеяться.
– Нравится?
– Отличный подарок, – сказал я. – Спасибо. Ты всегда мне что-то даришь. Мне неловко.
– Не стоит. Мне хотелось сделать подарок.
Я вытер глаза – небольшая разгерметизация.
– У меня никогда не было такого друга, как ты.
– И у меня, – отозвался Сухраб и сжал мое плечо. – Не важно, что думают другие. Понимаешь?