Когда я добавил про Бабу, мама улыбнулась.
Кажется, я и правда так чувствовал.
Уверен, что да.
– Но…
– Я понимаю, милый.
– Спасибо.
Я сидел на кухне, пил чай с Бабу и Лале и читал «Властелина колец». Книжку я закончил, но были еще приложения.
Приложения я всегда читал.
Бабу тоже читал. У него в руках была зеленая книга с золочеными страницами. Из-за кусочка сахара, который он держал за щекой, голос деда звучал странно, и щека выпирала, как у белки. Лале сидела у него на коленях, слушала, как он читает на фарси, и время от времени прихлебывала чай. Сестра уже клевала носом, но спать идти отказывалась.
Она не хотела ехать домой.
Она была куда большей персиянкой, чем я.
– Дариуш-джан, – сказала Маму. Она улыбалась мне, стоя в дверном проеме.
Она тоже не хотела, чтобы мы уезжали.
Как жаль, что нельзя было забрать ее с собой.
– Пришел Сухраб. Хочет попрощаться.
Воздушная тревога.
Сухраб ждал меня в дверях, уткнувшись взглядом в коврик под ногами и спрятав руки за спину. Порога дома он не переступил.
Сейчас он выглядел каким-то маленьким и плоским, раньше я таким никогда его не видел.
Теперь внутри него выросли стены.
– М-м… – промычал я.
Он поднял глаза.
– Привет, – сказал он.
– Привет.
– Ты сегодня не зашел к нам. Я волновался.
– Не был уверен, что ты этого хочешь.
Он переминался с ноги на ногу. На нем были новые бутсы, которые я ему подарил.
– Идеальные, – сказал он. – Мой любимый цвет. Ты же заметил?
– Да.
Сухраб спрятал носки бутс под коврик и закусил щеку.
Такой неловкости между нами не было с того дня, когда в раздевалке Али-Реза и Хуссейн сравнили мою крайнюю плоть с головным убором духовного лидера.
– Спасибо, – сказал он.
– Пожалуйста. – Уши полыхали. Если бы рядом оказался какой-нибудь усталый хоббит, который искал бы, где расплавить Кольцо Всевластия, вулкан ему не понадобился бы. – Мне жаль, что так случилось с твоим отцом, – сказал я. – Очень жаль.
Мне было почти невыносимо жаль.
Я так хотел потянуться к нему, положить руку на плечо, чтобы он резко выделил гормоны стресса, закричал или сделал то, что ему надо.
Но стены теперь были не только внутри него.
Они встали и между нами.
Я не понимал, как их разрушить.
– В этом нет твоей вины, – сказал Сухраб. – Прости за все, что я тебе наговорил.
– Не надо просить прощения.
– Нет. – Он мотнул головой. – Мне было больно. А ты оказался рядом. И я знал, как ранить тебя посильнее, чтобы тебе тоже было больно. – Он все еще не поднимал на меня глаз. – Мне так стыдно, – проговорил он. – Друзья не поступают так, как поступил я.
– Друзья прощают, – сказал я.