– От депрессии, – ответил я, снова наполнил водой стакан и сделал глоток, чтобы только не смотреть на Бабу. Я так и чувствовал, какое разочарование он излучает.
Никогда бы не подумал, что Ардешир Бахрами имеет так много общего со своим зятем.
– Зачем тебе эта депрессия? – Дед потряс пузырьком с таблетками. – Надо думать позитивно, внучок. Лекарства – для стариков. Таких как я.
– Я такой, какой есть, – пискнул я в ответ.
Для Ардешира Бахрами я никогда не буду достаточно хорош.
– Надо лучше стараться, Дариуш-джан. Они ничего не исправят. – Он посмотрел на стол. – Тебе еды на завтрак хватило?
– Э… Ну, да.
– Хорошо. – Бабу налил себе чаю и сел за стол рядом с пиалой арбузных семечек. – А когда придет Сухраб?
– Скоро. Наверное.
– А в Америке ты в футбол играешь?
– Иногда.
– Сухраб – хороший игрок. Он почти каждый день тренируется. – Бабу выплюнул кожуру арбузной косточки на тарелку. – Хорошо, что вы познакомились. Я знал, что вы подружитесь.
– Э…
Я не понимаю, как Бабу мог это знать.
Конечно, он прав.
Но откуда у него такая уверенность?
Я едва ли не подпрыгнул на стуле, когда кто-то наконец постучался в дверь.
– Привет.
Сухраб, сощурившись, улыбался мне.
– Привет, Дариуш. Готов?
Я присел, чтобы обуться.
– Готов.
– А форма у тебя есть? – Сухраб поднял вверх красную нейлоновую сумку с завязками, которые можно было перекинуть через плечи наподобие лямок, и получался своеобразный рюкзак.
Я покачал головой. Не ожидал, что мне может понадобиться форма для соккера/неамериканского футбола, когда паковал чемодан.
(Была бы она у меня еще.)
– Ничего. Я взял запасную.
– Ты точно не против? Поделиться со мной, я имею в виду.
Сухраб снова сощурился.
– Конечно нет. Ну пойдем. – Он открыл дверь, а потом повернулся и через плечо выкрикнул в сторону кухни: – До свидания, храни вас Бог, ага Бахрами.
– Храни тебя Бог, Бабу, – сказал я.
Сухраб повел меня в парк, располагавшийся в конце той же улицы, на которой жили бабушка с дедушкой. Его окружал забор из сетки-рабицы, а по трем сторонам гнездились приземистые каменные дома. С четвертой стороны парк граничил с еще одним бульваром Йезда.
Это было настоящее футбольное поле в натуральную величину или по крайней мере очень близко к тому. Ярко-зеленый газон, очевидно, поливали часто. В Йезде я пока не видел ничего настолько зеленого, даже сад Бабу не мог сравниться с этим полем (хотя ему я об этом в жизни не скажу).
Сухраб подвел меня к маленькой и печальной раздевалке с туалетом. Внутри было чисто, хотя все равно можно было уловить запах сыра фета и детской присыпки, характерный для мальчишечьих раздевалок.