Потом Дама снова заговорила, столь же мало интересуясь Вальтером, как и сперва, но мужчина наконец спросил:
– Почему же ты все стоишь, а не опускаешься на колени?
Вальтер уже был готов ответить ему самым яростным образом, но Госпожа открыла уста и молвила:
– Друг мой, мне безразлично, стоит ли он на ногах или на коленях, однако пусть скажет, если угодно ему, чего хочет от меня и зачем явился сюда.
Тогда ответил Вальтер, ибо был он рассержен и пристыжен:
– Госпожа, я заблудился в этом краю; но – как понимаю – нахожусь в твоем доме, и если мне здесь не рады, готов удалиться без промедления и найти выход из твоей земли, если ты выгоняешь меня не только из своего жилища.
Тут Госпожа повернулась и поглядела на него, когда же взгляды их соприкоснулись, Вальтер ощутил, как смешанный с желанием страх пронзил его сердце. На сей раз ответила ему она холодно, но без гнева и интереса к нему:
– Пришелец, я не приглашала тебя, но можешь остаться, ежели хочешь… Только знай: ты попал не ко двору Короля. Здесь есть народ, который служит мне, и не один… но тебе лучше не знать о нем. Кроме того, у меня двое слуг, которых ты увидишь; один – странное создание – охотно будет пугать тебя и обижать, однако по собственной воле не станет служить кому бы то ни было, кроме меня… еще служит мне женщина, никчемная рабыня… и если ее заставить, выполняет для меня всяческую женскую работу… и никто другой не заставит ее. Только зачем тебе знать обо всем этом, а мне – зачем говорить? Я не стану прогонять тебя, но если покажется, что здесь невесело, не взыщи и, уходи когда хочешь. Но наш разговор затянулся… или ты не видишь, что я занята беседой с Сыном Короля? Ты тоже принц?
– Нет, Госпожа, – ответил Вальтер, – я из сыновей купеческих.
– Это не важно, – заключила она, – ступай своим путем в одну из палат.
И вновь принялась обсуждать с сидевшим возле нее мужчиной пение утренних пташек за окном… и как, разгоряченная охотой, купалась она в лесном пруду и так далее… и не было для нее никого, кроме Сына Короля.
Тут Вальтер со стыдом удалился, как бедный родственник, прогнанный от двери богатого. Он сразу сказал, что женщина эта надменна, не стоит любви и ничем не привлекает его, невзирая на всю красоту ее тела.
В тот вечер он никого более в доме не увидел; мясо и питие ожидали его на прекрасном столе, позже он набрел на отличное ложе со всем необходимым, но ни одно дитя Адама не прислуживало ему, не поприветствовало и не предостерегло. Тем не менее он ел, пил и улегся спать, отодвинув все заботы на завтра и мечтая между восходом и закатом следующего дня увидеть добрую Деву.