— Евдо... Евдоким Ефимыч, ты ли, вы это... Батюшки мои, с бородой уже. — Настя сдернула перчатку и первой протянула руку. Евдоким пожал ее. Поздоровался и с Настиным мужем. Тот учтиво пооткровенничал:
— Прямо говоря, мне о вас Настюша рассказывала. О беде вашей солдатской тоже...
Больше никто ничего не говорил, молча вошли в избу.
— Мы с Александром Александровичем, — Настя показала рукой на мужа, — проездом тут. С юга едем, отдохнуть пытались, да неподходящим оказался юг для здоровья Александра Александровича. Врачи отсоветовали. Говорят, что ему лучше подходит русская природа, то есть наша, здешняя... Сердце у Александра Александровича...
Настя говорила степенно и так жалобно, будто муж ее и в самом деле собрался в гроб ложиться. Она то садилась на лавку, то вставала и ходила по горнице. Во всем облике и статности много было прежнего, чего-то вольного и молодого. И только в глазах — повзрослевшая грусть и важная усталость.
Заглянула в свою спальню. Там все как лет восемнадцать назад. Только уютнее и прибраннее. Старая железная кровать с латунными шарами, кружевное покрывало на цветастом лоскутном одеяле — когда-то не бедное приданое матери. На той койке мать рожала их, ребят, на ней умерла старая бабка, здесь отдыхала сама Настя, придя с фронта, а потом занимали спальню младшие сестренки.
— Как вчера все, — не стыдясь, всхлипнула Настя. Промокнула глаза перчаткой, подошла к мужу.
— Да, тяжеловата изба для нас, — как бы жалеючи Настю, проговорил он. — А прямее сказать: для дачи она не годится — ни отдохнуть, ни поработать здесь... Все как-то давит тут на меня. Ты чувствуешь? И темно как-то.
Александр Александрович стоял спиной к окну, загородив своей рыхлой фигурой свет. И, казалось, так трудно стоялось ему, будто и впрямь эту старую русскую избу взвалили ему на плечи.
— А что, если, Сашенька, продать этот дом и купить полегче, посветлее, с верандочкой, с воздухом?.. Вот только сада такого на всем белом свете не найти нам, — мечтательно пожалела Настя, приваливаясь головой к плечу мужа и заглядывая через окно наружу.
Александр Александрович нежно обнял ее, словно в доме, кроме них, никого не было, и поцеловал в лоб, как младшую сестренку.
Спохватившись, Настя засовестилась своих слов о продаже дома. Проворно вывернулась из-под руки мужа и успела стать на пути Евдокима, шагнувшего было к выходу.
— Ребята-то по свету разлетелись, собрать — не соберешь теперь! — Как-то по-свойски она взяла Евдокима за руку и усадила на лавку. Сама села рядом и по-бабьи вольно затараторила, боясь, что Евдоким не дослушает до конца.