— Знаю, Евдоким Ефимович, знаю. Из писем подруг все знаю... К Зине я уже сама ездила не раз. Она недалеко от нас, от Москвы. В Иваново тоже собираюсь. Васятка ответное письмо прислал, а думала — загордится. Он ведь один мужчина у нас, — начала уныло, а кончила с усмешкой Настя. — Мы с Александром Александровичем думаем поближе к Москве устроить его, вот только службу кончит...
Евдоким ничему не удивился, что говорила Настя, но и не всему поверил. Непонятной она и сама стала. Вспомнилось, как когда-то и куда-то увела растерявшуюся Настю глухая и дикая страсть, а вот что теперь занесло ее в родной дом — не сообразишь сразу. Спрашивала она, как жил и сам Евдоким в эти годы, что думает делать дальше. Спрашивала Настя не прямо, с хитринкой. Огонек неясного интереса, горевший в ее глазах, сбивал с толку Евдокима.
— Ваш дом, Настась Никифоровна, вам и хозяевать, — просто обернул намек Насти Евдоким.
— Зачем же так обижаться? — деликатно вступил в разговор Александр Александрович. — Прямо сказать, вы здесь постоялец, как я знаю. И вам придется теперь дело иметь с новым хозяином — и только всего.
Александр Александрович продолжал стоять спиной к окну. Он играл своим резным костыликом и рассматривал, словно диковину, русскую печь.
— Эко, махина какая! — изумленно качал он головой. Лес дров проглотит! — с усмешкой обернулся к жене.
Дымчатые лохмы бровей, строго поставленный нос и эта усмешка в расплывчатых глазах не по нутру Евдокиму. Он-то уж знал, чем была печь в этом доме: кормилицей и приютом, баней и больницей — тоже... Евдоким смолчал.
Настя угадывала, что не о печке и доме молчит Евдоким.
— Нет, не вернутся назад ребята, не такое теперь время... — будто сама для себя проговорила она. Настя порылась в сумочке и протянула трешницу: — Сходи, Ефимыч, бутылочку винца принеси. Что мы, нелюди какие, что ли? Со встречи, чай, полагается...
— Хозяевать — хозяевайте, а насчет винца — далековато. Не взыщите, Настась Никифоровна, — вежливо отказался Евдоким.
Александр Александрович, смахнув костыликом недокуренную цигарку с печного выступа, откинул ее ботинком к порогу.
10
Скоро супруги ушли в гостиницу, где остановились, а Евдоким вновь принялся за свое дело. Он по-прежнему, будто ничего не случилось, с мужицкой обстоятельностью подмазывал избяные углы, менял выкрошенные кирпичи на целые, подновлял наличники оконных проемов.
Делал свое Евдоким, а перед глазами с угла улицы будто еще махала черной перчаткой Настя. Украдкой от мужа махала...
За работой ой как бежит время! Ушел день, пришел вечер, а потом и ночь заступила. Последняя ночь в этом доме.