— Кузькин!
— Я.
— Макаров!
— Слушаю, товарищ капитан.
— Остаетесь с пехотой — для наблюдений и связи. В распоряжение командира роты остаетесь. Ясно?
— Ясно. Ясно... — в два голоса, но невесело ответили телефонист и разведчик.
Невзоров, теперь уже без всякой маскировки и осторожности, пошел к пехотному командиру.
Разговор их был недолгим.
— Герасимыч, иду на батарею, — как бы доложил Невзоров Лободину. — Тебя я попросил бы выдвинуться к окраине луга. Метрах в двухстах левее той окраины — ветлы. Видишь?
Лободин слушал и не слушал. Смотрел на Невзорова и не видел его. В глазах — одна черная тоска. Как только смолкла перестрелка, он обнаружил вдруг: нет его роты! Четверо бронебойщиков, с десяток стрелков да тройка умаявшихся до глухоты санитаров во главе с Ольгой — вот и все, что осталось от роты. Командиры взводов убиты. Два сержанта — командиры отделений да оставшийся еще в живых старшина были ранены. Они попросились остаться в строю и, сколько хватало сил, помогали ротному держать боевой порядок. Людей и боеприпасов оставалось в роте на самый малый бой.
— Видишь?! — чуть громче обычного повторил Невзоров.
Лободин очнулся, поднес к глазам бинокль и устало выдыхнул:
— Да, вижу. Понимаю, Григорий Никитич.
— Там, у ветел, будет выходить колонна. С танками не связывайся, пусть проходят. Их встретит батарея. Ты со своими молодцами, — Невзоров имел в виду бронебойщиков, — жги бензовозы, бей по цистернам — меньше патронов понадобится. Для связи со мной оставляю тебе разведчика и связиста. Ребята не подведут. Ну, бывай, капитан!
Невзоров нашел васюковского коня за ореховым кустом и покинул рубеж роты Лободина.
* * *
Чуть более часа длился бой. Около трех часов прошло с рассвета. Вчетверо убавился состав роты. Погиб расчет Марчука. Стонет тишина от солдатских ран. Устали батарейцы и стрелки. К командирам крадется тоска довременных утрат и потерь. А вся работа по ликвидации группы прорыва была еще впереди.
* * *
Капитан Лободин с остатками роты ушел на новое место засады. Потянулась за ним связь. Но окопы не опустели. В них докипала та жизнь, которая обычно заступает в не остывшие еще окопы после жаркого боя. Санитары (они же и стрелки) ушли с ротой на засаду. В окопах и в тесной медицинской землянке — ротном лазарете — оставались только раненые да санинструктор Ольга Улина. Кто был на ногах и мог действовать хоть одной рукой, прибирались на своей бывшей позиции: хоронили товарищей — наспех, как хватало сил; в бывшее укрытие комроты, где тоже лежали вповалку тяжелораненые, сносили искореженное оружие — автоматы, винтовки, ПТР. Эта земля снова стала своей, и всем хотелось вести себя на ней по-хозяйски...