— Артель — мне, и я не жадный!
Федяка Громов, мужик на костыле, прихватив ребят для подмоги, заковылял в лавку за вином.
Васян берет топор, бросает шапку наземь, идет к мешку, барахтающемуся в пыли. Став на колено, он щупает — пересчитывает щенков. Берет за загривок каждого и через мешковину, не в меру сильно, обухом в лоб. Ни звука из мешка. А в толпе зароптал кто-то:
— Полегче бы, не быков авось...
— Большой волк, маленький волк — все одно волк, — отговаривается Васян, занося в полную размашку топор.
Когда перестал дышать мешок, Унжаков встал, надел шапку и с суроватой ехидцей спросил:
— Хто следующий наймается?.. Хто сволокет эту тварь в «синдикат» — тому трешницу на лапу... и стакан водки в придачу.
Нашел и такого. Приказал:
— Квитанцию мне, квитанцию чтоб по всей форме — чай, деньговая!
Кто постарше из сельчан, помнит, как и чем умел «наймать» Унжаков. В той старой привычке Васян ненавистен, колдовски могуч и властен. Знал, куда употребить скопленный рубль, знал, кого куда поставить и как самому стать, чтобы побольше пота выжать с других...
Мало-мальски разделавшись, Унжаков посылает ребят отнести шомполку, топор и лопатку к бобылке Стехе, к своей дальней родственнице, у которой квартировал. Сам, выйдя из толпы и положив руки на поясницу, бредет к берегу, на яро зеленеющий бугор. Шагов сто до него, а идет долго. Мужики следят и знают, что Васян взойдет на бугор и оттуда будет смотреть на свой дом. Выберет место помягче, расстелет ватник и сядет, прилаживаясь так, чтоб и его видели.
Свою тоску по дому, по своей былой мятежной жизни Васян не только не скрывал, но даже похвалялся. Он так и говорил в открытую: «Подождите малость, отдышусь-оздоровлюсь и откуплю назад свой дом у колхозишки вашенского...»
Насмотревшись на дом, Васян машет шапкой, зовет мужиков. Те притворно мешкают, но идут. Идут немногие, больше из тех, кто когда-то войной зашиблен или колхозной властью обижен. Человек пять-шесть таких набирается.
Громов скоро приводит ребят с бутылками. За подмогу Унжаков бросает по рублю. Затем и Никишка, намотав на культю веревку, волоком притаскивает с фермы овцу.
— Бракованную небось, — недовольно бурчит Васян.
Вытянув нож из-за голенища, окорячивает овцу, задирает ей морду и перехватывает горло. Легко и привычно свежует. Шкуру бросает ребятам — обменяют у сырьевщика на папиросы. Голову, ноги отдает подоспевшей к случаю Стехе — на студень. Тушку — на рогатину и в костер. Все Васян делает с мужицкой обстоятельностью, с хваткой бывалого охотника, делает в свое потаенное удовольствие.