Росстани и версты (Сальников) - страница 70

Пили мужики не жадно, но долго, всяк в свою меру растягивая беззаботные минуты. Сидели на берегу, пока не чернел горизонт и не блекла река под бугром, пока гуд тракторов не глох на яровых гонах. Пили и орали не в дух песни. Мучили каждую песню, пока не противела она, тогда ее бросали.

Не пил и не пел один Васян. Блаженно млел он, когда одуревшие слегка мужики, изломав песни, принимались за «жизнь», начинали поносить не понять чью «судьбинушку», материть все, что лезло на язык и ломилось в глаза. Словно праздник новый выдумал для себя Васян — так хорошо ему становилось в эти минуты. А он хозяин на этом празднике: мог, кого захотел бы, послать еще за вином, мог костыли мужиков побросать в костер, а то и затушить его и разогнать всех к чертовой матери. Чего мог, тому радовался Васян, тихо гордился.

— Эх вы, колхознички, песню б лучше мне спели! Какую ни на есть, поскушней только, — просит Васян, мужиков. Просит всерьез, с мукой в голосе: — Хочу одну, про душу чтоб...

Наставало время пить и Васяну. Он ставит на колено бутылку и, пока мужики налаживают песню-старинушку, вытягивает водку до дна, через горлышко, без передыху. Обмякнув, распахивает пиджак, расстегивает ворот рубахи и, скребя пятерней лохматую грудь, не зло и горько роняет упрек мужикам:

— Не могете вы про душу...

Первым оскорбился Никишка Бубнов.

— Эх, как любишь ты, Васян, нанимать нашего брата: принеси, приведи, подай и песню спой по заказу!.. Тут воля общая, а не ресторанция какая. Хоть так сказать...

— А ты не наймайся! — осерчал Васян. Выждал минуту, еще захотелось сказать: — Через таких шкелетов я горб до лопаток стер в Сибири. Все боишься продешевить себя?.. Да ты и чарки вонючей не стоишь, ежели тебя из-под колхозной крыши выволочь! — осатанело накидывается Васян на Никишку.

Дальше — больше...

— А ты колхоза не тронь, — нашаривая костыль, взъерошился вдруг и Федяка Громов. — Ты хоть один кол вбил в нем?..

— Видишь, про душу ему спой... Да ты заглядывал в ту самую душу хоть раз? Заглядывал, спрашиваю?! — поддержанный Федякой, Бубнов колотил культей себе в грудь, второй рукой сгреб подол рубахи Васяна в кулак, затормошил.

— Ты каплю пота уронил за него, за колхоз-то, а? Мы за него головы на войне клали. — Федякинский костыль хрястнул на плече Васяна.

Тот сделал вид, что и это ему нипочем, оставался неподвижным и по-прежнему властным. Лишь в глазах можно было прочесть испуг. Но не силы мужиков испугался Васян, а впервые узнал, какие они, эти «колхознички», на самом деле.

«Эх, как все переделало!» — только и подумал он, когда мужики разошлись по домам. Подумал и пожалел, что сам же позвал их. Не вина и не потраченных денег жалел он, а потерю веры в то, что эти громовы да бубновы помогут ему, Васяну, «откупить» свой дом. А рассчитывал, ой как надеялся, что помогут словом, голосом лишним на колхозном сходе. И — на тебе! Словно федякинский костыль, все треснуло вмиг...