И вся слобода стала радоваться, что Анютины сироты вдруг слегка засветились глазками, чистенькими платьицами, поигрывать стали на улице...
Светлее становилось и на душе Евдокима. Чуял он близкую солдатскую радость — конец войны.
Пришел тот день! Пришел по праву, но вроде бы нежданно. Так много счастья и горя — вместе — было в том празднике, что и не верилось в то земное человеческое чудо.
Всей слободой двинулся народ на тесную площадь поселка, чтоб как-то сообща порадоваться и наплакаться на это свершившееся чудо. В нескладной людской колонке шагал туда и Евдоким. Васятка на руках, медалями дяди-солдата поигрывает. Близнецы Оля с Галинкой за «бутылки» армейских галифе держатся — тоже идут, свободно идут, будто с родным отцом. Зина, та по-взрослому с подружками впереди шагает, с алой косынкой на плече.
Шумно и слезно на площади. С наскоро сколоченного помоста горячо неслись речи. Выступали от власти и от солдаток, говорили пионеры, и лезли на помост с костылями инвалиды, вернувшиеся с фронта. А когда потребовался голос от заводских, затолкали в бок Евдокима свои рабочие:
— Фронтовик ты, Евдоким Ефимыч, тебе и говорить от нас.
— Валяй, валяй, Ефимыч, право у тебя сегодня такое...
Зарделся в неловкости Евдоким, а делать нечего — чуть не на руках внесли его рабочие на помост, вместе с ребятами внесли.
Постоял, помялся Евдоким, а сказать и слова не смог — сердце зашлось.
Да и зачем слова, если у него все на виду — за самого счастливого приняли, даже кто-то цветы бросил к сапогам Евдокима.
— На батю-то похож как, счастливый, — шепчет одна из женщин о Васятке.
— Вылитый! — поддерживают ее другие.
Не слышал того шепота Евдоким...
Идя вечером на смену, Евдоким сладко подумал: кончился и его фронтовой срок; скопит деньжонок — и в дорогу, к себе на Алтай.
А вернулся со смены, бабка расстроила планы, поломала их, собравшись помирать.
— Хватит, солдатик родимый, сполна пожила-помучилась я, бог на покой зовет.
Сказала так, будто на базар или в церковь надумала. Засобиралась торжественно: что надеть на нее надо будет, подала Евдокиму; наказала, кого из старух позвать, в какой деревне найти попа для похорон. Квартирные платить Зине велела...
После смерти бабки ребята еще сильнее привязались к дяде Евдоше. Остался Евдоким и дальше жить в этом доме. А насколько остался, он и сам не знал в ту пору...
Ночная муть на востоке была уже слегка разбавлена зорькой, когда Евдоким, сдав дежурство по кочегарке, вышел из котельной. Усталый, приморенным взглядом посмотрел он на дорогу, что вела из проходной в поселок, на просветлевшую реку, на небо. Небо, с каждой минутой набирая высоту, сбрасывало звездное крошево, ровнело и сулило погоду, уже летнюю, без майских дождей и рос.