Евдоким нехотя побрел к дому, а не на реку, как делал обычно в такой час. Какой-то негодяй прошлым утром снял, изломал и порвал кубарики с вентерями, которые ставил Евдоким с вечера на шумливых перекатах. Не пуды вытаскивал, а десяток-другой пойманных плотичек да голавликов не делали его богатым. Но от голода уберечь ребятишек помогали. На этот раз Евдоким шел с пустыми руками. Сегодня не забежит на рынок сменять лишнюю рыбешку на соль, на фунт-другой пшена или на кувшин молока. Сегодня он не накормит досыта ребят.
Ни с чем возвращаться тяжко. Дойдя до железнодорожной насыпи, Евдоким присел отдохнуть. Лениво так, с неясной, но больноватой завистью провожал он глазами поезда. Вагоны с людьми, с лесом и камнем, с углем и нефтью торопились в свой, большой или малый, путь, каждый к своему часу и месту.
Шли и военные составы. Догадаться нетрудно: ехали с недавнего и неблизкого фронта. В свою меру повеселевшие солдаты драли глотки. Из открытых теплушек и с платформ неслись песни, переборы гармоней, ладные и рассыпчатые. Домой ли ехали, еще куда — Евдоким не разгадывал: раз война кончилась, была в этом превеликая радость. Ехал бы он так, завидовали бы и ему.
Лица солдат, песни, колесный говор вагонов на время сбили Евдокима с заботных дум о ребятах, о хлебе и рыбе. Со слабой улыбкой он проводил очередной солдатский эшелон и принялся набирать щавель, что рос тут же под откосом. Бока насыпи свежо кудрявились тем щавелем, а ветер поездов дурашливо разносил по здешнему свету его кисловатые запахи. Знал Евдоким, что эту зелень едят люди и в голод, и в самое сытное время. Набив карманы и картуз мягким и сочным щавелем, он, повеселевший, зашагал к дому.
Ребята давно привыкли, что дядя Евдоша никогда не возвращался без чего-либо приятного. Когда не удавалось разжиться съестным, то по дороге, а она — в целый час ходьбы, выстругивал складничком из куска палки игрушку. Смешную такую придумает, забавную, что и она всегда приходилась к радости.
Только вчера Евдоким пришел ни с чем... Зато сегодня: каких щей он наварит своим маленьким хозяевам!
Он кинул щавелевый листок в рот и зашагал бодрее. Скоро дошел он. Торопливо толкнул дверь и почти вбежал в избу.
— Живы, родные мои?! — будто век не видался, по-отцовски шумно получилось у Евдокима.
— Кто там? — властно прозвучал навстречу женский голос.
Евдоким пригнул голову, ровно он в потолок ткнулся, оторопел. Лишь минуту спустя смешно и рассеянно забормотал:
— Постоялец я тут... Пришлый я. Проездом из госпиталя. Остановку сделал...