«Переживательство
сработало» –
могло означать
всё, что
угодно: бублик
ударился, у
него болит
живот, он
потерял мобильник,
ему
приснился
страшный сон.
Ромка
инстинктивно
ассоциировал
себя с Гришей
– «если мне
больно,
значит и папе
не легче».
«Переживательство
сработало, –
мысленно
поделился
Кутялкин с
сыном, глядя
из
иллюминатора.
– Дружище, я в
глубоком,
беспросветном
афедроне, и
уже не могу
ничего
изменить. Ни
для себя. Ни
для тебя».
Гриша
часто
беседовал с
сыновьями,
женой и
Богом. Но
если со Шнягой
он обычно спорил,
ругался,
утешал,
убеждал в её тотальной
неправоте, то
с сыновьями делился
насущным:
– щекотавшими
нервы
проблемами,
– деталями
взрослой
жизни,
перегруженной
многоуровневыми
комбинациями
и
избыточными
смыслами.
Богу
Гриша
адресовал просьбы
о здоровье,
благополучии,
духовном
развитии сыновей
– теперь уже
трех. Младшего,
позавчера
подселившегося
в Шнягу, он решил
назвать Олежек.
Впрочем,
Кутялкин пока
только
примеривал пилотное
имя к будущей
судьбе.
«Или
я ошибся? Не
было
никакого
Олежека. Когда
можно узнать?
Через две
недели? Кого
попросить
передать в
тюрьму
результаты
теста на
беременность?».
Стартосфера
в
иллюминаторе
празднично
расцветала.
Панорама
чистого неба
и облаков у
ног притупляли
неуютные
ощущения от
происходящего.
Причиной
гришиных
терзаний
стала не
только
грядущая
операция, но
и его напарница
Мальвина
Грэмл,
урожденная Наталия
Кох – человек
и микроб в
одном
флаконе.
«Уже
над Балтикой
летим, – решил
Гриша, не
слезая с
унитаза,
давно
прервавшего
радостное
урчание.
Сидеть в
уютной
кабинке
казалось
более спокойным
времяпровождением,
чем прозябание
в обществе госпожи
Грэмл.
Кутялкин
сразу
испытал
сложности в
коммуникациях
с этой
черногривой,
черноглазой,
заводной
бестией.
Через
секунду после
знакомства в
аэропорту
Быково ее
стало слишком
много вокруг
него. И дело
не в том, что девушка
много трещала
или неадекватно
реагировала
на
происходящее.
Просто она
естественным
образом затмевала
всё и всех
вокруг.
Только
её слова и
движения
обретали
значение.
Кутялкин
даже в
собственных
глазах стал
казаться
довеском к
траектории
движения
красавицы и миллионщицы
Мальвины
Грэмл.
Помимо
яда,
испускаемого
в адрес
Кутялкина,
эта по
определению Андреева
«гадюка»
стремительно
сокрушала «концепцию
всесторонней
идеальности
Шняги». Кутялкин
много лет по
кирпичику, по
буковке собирал
Концепцию и не
сомневался,
что, несмотря
на
проигранный
первый тайм,
еще
поборется за
неё.
Як-40,
перебрасывающий
самоубийц в
Лондон, очень
точно, линия в
линию
ассоциировался
с Наталией –
щедрая
кожаная
отделка
салона, сложная,
местами
загадочная
начинка – от
многофункционального
тренажера до
джакузи. Всё
хотелось
попробовать,
потрогать, заглянуть
в какое–нибудь
укромное
место, поковыряться
в системе
управления.