Кутялкин
отдал бы
многое за
подобную
летающую
«квартирку». «Квартиркой»
по
терминологии
Ромки,
называлось
любое
понравившееся
бублику
помещение,
куда его
угораздило попасть
– от
собранного
из подушек
домика до
пятизвездочного
номера в
Турции. Если Ромка
назвал что–либо
«квартиркой»,
значит, он
готов до
конца
бороться за
право обладание.
Гриша
и сам бы повоевал
за ЯК-40. Он
сразу
визуализировал
феерический
сценарий
жизни на
борту собственного
самолета –
легкий,
непринужденный
быт рядом со
своей семьей,
регулярные
перелеты с
одного
курорта на другой,
захватывающие
путешествия,
близость к
Богу,
мобильность
и комфорт. Сыновья
быстрее
впитают этот
мир, освоятся
в нем, и
значит, он
уже не сможет
раздавить их
своей
неповоротливой,
непредсказуемой,
беспощадной
тушей.
Увы,
полновластной
хозяйкой
джета сразу
стала
госпожа Кох,
а у нее, пробейся
она во владычицы
морские,
корюшки к
пиву не
выпросишь.
– Гришка,
что с тобой? – Наталия
забарабанила
в дверь. «Ну,
какой я ей «ты»
и «Гришка»?! –
мысленно
возмутился
Кутялкин. –
Она на десять
лет меня
младше. Я
выгляжу на
гривенник,
она – на миллион.
Сразу не
заставил
уважать и
бояться –
пиши пропало.
Панибратство,
оскорбления,
словесный
понос. –
Григорий
Александрович!!!
– Наталия
забарабанила
громче, – Вы
живы?! Вам
плохо?!!!
«Друг
мой, я очень и
очень болен.
Сам не знаю,
откуда взялась
эта боль», –
впрочем, Кох
вряд ли знает
эти стихи, это
ведь не
военная
поэзия. Гриша
хранил молчание
– на
искусственную
душевность,
слезно
звенящую в
голосе Кох, он
больше не покупался.
– Всё
ещё боретесь
с эрекцией? – перешла
в атаку Наталия.
«Вот сука». – Не
верю,
Григорий
Александрович.
Я по твоим
повадкам
сразу
угадала – ты
виртуозно
умеешь доить свою
одноглазую змейку.
Только это и
умеешь. Даже
обижаться не
научился.
Выходи! Иначе
я других
нанистов
позову, – «И
правда – ведь
кого–нибудь
из пилотов дёрнет»,
– Гриша встал,
натянул
штаны. Как
только он отжал
кнопку
роскошной электронной
защелки,
дверь стремительно
откатилась в
сторону – перед
ним воссияла
Наталия Кох,
Мальвина Грэмл
и десяток
других масок,
шаловливо
выглядывающих
из-под её ухмылки.
Девушка
могла менять
их ежеминутно.
«Ёпрст,
Станиславский
в лифчике.
Шапито без границ.
Оле-Лукойе,
Джульета Мазина
и винегрет из
лупоглазых
анимешек Хаяо
Миядзаки».
За
время
недолгого
отсутствия
Кутялкина на Мальвине
поубавилось нарядов.
Остались
бледно–розовые
трусики–шортики
с рюшами,
кружевной
топ с
открытыми
плечами,
медовая кожа и
очаровательная
улыбка, которой
Кутялкин не
доверял с
самого начала.
Своим
поведением,
ужимками,
словами и
жестами, в
которых за
показной
прямолинейностью
скрывалось
коварное
двойное–тройное
дно, Кох с
момента
знакомства
не
переставала обезоруживать
Гришу,
предвосхищая
все его тактические
маневры.