– А ну, выходи, такая-разэдакая!.. – И так далее.
Ошарашенный ее смертельной бледностью и хриплым дыханием, я не стал больше ждать и кинулся звонить в полицию. Когда меня соединили с районным участком, я назвал адрес и сказал, что положение отчаянное, причем все разворачивается на глазах у толпы зрителей. Мне пообещали немедленно прислать полицейского. Я вернулся к окну и услышал такой поток брани, какого, пожалуй, никогда раньше не слышал – уж точно не в этом квартале! Оскорбленная мать ирландского семейства надсадно выкрикивала свои обиды и в исступлении била по ставням, так что одна в конце концов раскололась. Скандал, позор, подумал я. Не ровен час – убийство… А ведь это я притащил их сюда. О боже! Эдак меня самого погонят из квартиры!.. Скажу вам честно: внутри у меня все оборвалось.
К тому времени как прибыл обещанный полицейский, к месту происшествия сбежались извозчики с конного двора через дорогу, лавочники, трактирщики и прочая разношерстная публика, разбавленная хорошо одетыми прохожими и детворой из соседних домов, – иными словами, собралась огромная толпа, перегородившая уличное движение, и все таращились на тщедушную мать с топором и двоих ее перепуганных отпрысков. Из жилища под лестницей по-прежнему не доносилось ни звука, ни шороха. Протиснувшись вперед, страж закона зычным командным голосом гаркнул:
– Так, что тут за шум? Кто это вздумал средь бела дня портить чужое имущество? Дайте сюда топор, живо!
Не дожидаясь ответа, полицейский, к моему большому облегчению, решительно завладел топором.
Однако пигалица-ирландка не унималась и продолжала орать, а ее дети – выть и размазывать по лицу слезы. Толпа оживилась, загудела – каждому нашлось что сказать; кто-то даже смеялся, присвистывал и улюлюкал, находя всю эту сцену, и особенно развязку, чрезвычайно забавной. Но мне было не до смеха. Я чувствовал себя виноватым, поскольку своей рекомендацией оказал домовладельцу медвежью услугу. Что он подумает, когда до него дойдет слух о скандальном происшествии? Как мне оправдаться? По своим взглядам наш хозяин далеко не либерал, скорее убежденный консерватор, приверженец порядка и приличий, и у него нет никаких сомнений в том, что я стою на тех же позициях. И что теперь? Прощай, моя респектабельность! Мое доброе имя! Я опасался худшего как для себя самого, так и для обитателей дворницкой. Но еще сильнее меня тревожило необычное поведение миссис Малланфи. Что означает эта мертвая тишина внизу? Откуда вдруг такая робость, почему никто не потрясает метлой и мусорным ведром, шваброй и половой тряпкой? Поразительная тишина. От кого от кого, а от миссис Малланфи я не ожидал стремления забиться в угол, тем более в подобных обстоятельствах. Однако факт есть факт.