СЛОВА ПРИЗНАТЕЛЬНОСТИ
Молодежь стала тянуться в Краснодар и из других стран. Несколько лет провел в исследовательском институте венгерский аспирант Ласло Сунич. Он уехал в родную Венгрию и будет там на практике применять опыт, который перенял от самого Лукьяненко в Краснодаре. Прошло время, и вот он пишет своему учителю письмо, полное теплоты и благодарности. Из него Павел Пантелеймонович узнал, что его питомец уже работает в Мартонвашаре в отделе селекции, рядом с ним трудится и его жена Людмила, она также занимается селекцией. Как это здорово, когда и жена идет по жизни бок о бок с мужем — каждую минуту чувствуешь ее поддержку и совет! Это он знал по своему опыту. Было приятно узнать о том, что Суничи получили хорошую квартиру, Павел Пантелеймонович улыбнулся, когда прочел, что Ласло теперь живет «в пяти минутах ходьбы от главного корпуса института». Он живо представил себе эти места, в которых довелось побывать не один раз, — и музей Бетховена, где, по преданию, композитор давал уроки музыки, и старинные здания, стены коих до самых крыш увиты зеленью, и потому видна только красная черепичная крыша да окна. Представил своего давнего доброго друга Шандора Райки, как они с ним ездили в Ивановскую посмотреть хату, где он родился. Давно никто не живет в этом длинном строении начала века. Заглянули в окна — там все та же русская печка, а за ней кладовка. Двери и окна выкрашены все той же темно-синей масляной краской, и только две иконы, составленные на пол — одна большая, другая поменьше, — напоминали о чужих людях, еще недавно живших здесь. Да пара пыльных кирзовых сапог и масса окурков разной величины — вот что осталось на месте шумной и веселой детской его жизни, когда в прохладе высоких тополей таилась иволга и в чистый родниковый голос нет-нет да и врывался ее резкий вскрик. На сухую макушку старой шелковицы прилетела серая горлинка, и далеко вокруг в горячем солнечном свете разносится ее скороговорка. На камышовой гребешок сарайчика присядет, порхая, удод, сверкнет белыми пестринками оперения и золотом короны. Издали и не разберешь, как линия длинного клюва переходит в острый хохолок. У самого входа в конюшню вьются шилохвостые ласточки, с забора взлетает и виснет над землей, часто мельтеша крылышками, серый сорокопут, высматривая добычу. Полдень. Белеет от солнца в такой час густая лебеда вокруг сухой навозной кучи, вянет крапива за сараем, а под плетнем, купаясь в золе, терпеливо сзывает цыплят квочка. Неподалеку, стоя на одной ноге и зорко поглядывая по сторонам оранжевым глазом, нехотя вскрикивает петух…