Лукьяненко (Федорченко) - страница 16

Так как авторитет отца в семье был непререкаем, то его побаивались и не всегда могли доверить ему свои мысли и переживания. С этим шли к матери. Да только недолго она прожила. Потерял Павлуша свою мать в восьмилетием возрасте. Семья тяжело пережила эту утрату, и долго еще в их доме ощущалось присутствие какой-то невыразимой пустоты и сиротства. На всю жизнь запомнилась мальчику мать, лежащая в гробу, и свечка в ее руках с оплывающим воском, и первый гвоздь, заколоченный в крышку, на которую вскоре посыпались с гулом первые комья сырой земли.

С приходом в семью мачехи все стало по-другому. «Женился отец на красивой по крестьянским понятиям о красоте и богатенькой Параскеве Емельяновне Кольве. Никому она в семье не понравилась, а у Павлуши и Васи с первых дней с мачехой установились отношения напряженности и отчужденности. Через недельку или две отец, поняв ошибку, позвал нас с Павлушей в свою спальню и при закрытых дверях сказал: «Хотел, детки, я взять вам мать, а взял себе жену. Но вы не беспокойтесь, духом не падайте, в обиду я вас никому не дам». Это нас хотя и приободрило, но мачехи мы все же не признали, а она тоже холодком ответила нам. Так и прошло Павлушино детство не согретым материнской любовью и лаской, что, видимо, и оставило следы некоторой замкнутости и сдержанности в его характере», — вспоминает Василий Пантелеймонович Лукьяненко.

Осталась сестра Миля. Она согревала его детские годы теплотой своего сердца. Вечерком, перед сном, уложив обоих братиков по правую и левую стороны от себя, рассказывала она им сказки и разные небылицы. Особенно страшными были рассказы про ведьм. Лежат братики, слушают, дыханье затаили, звука долго еще после рассказа не проронят, не переспрашивают — страшно!..

Весельчак и балагур, старший из всех братьев, Николай неистощим на выдумки и шутки. Он любил детей, и они платили ему за это своей привязанностью. Он всегда что-то для них затевал, веселил, играя на гармошке. Сам постоянно возившийся со всякой живностью, приохотил к ней и младших братьев. Голуби, собаки, кони — все это было предметом семейных увлечений с легкой руки Николая. Во многом восторженное отношение к жизни, к тому, что есть в ней радостного, трепетного, было заложено старшим братом. Человек удивительной душевной щедрости, он и потом, уже во взрослой жизни Павла, был своего рода примером и образцом.

Самое раннее, самое первое в жизни каждого человека — это такое далекое и порою кажется, что навсегда утерянное. Но бывает, что какой-то миг необъяснимо каким чудом запоминается окружающим и потом при всяком случае припоминается родными. Так и с Павлушей было. Когда еще совсем малым его взяли с собой однажды в степь, то, пока взрослые работали не разгибаясь, он так накувыркался в душистом степном коврике, что не захотел садиться со всеми на гарбу и уезжать. Он спрятался в бурьяне и долго не откликался, хотя слышал прекрасно, как его ищут. Когда его наконец нашли, он разревелся и наотрез отказался уезжать. А когда в другой раз его не взяли с собой в степь, то уж на следующий день он с раннего утра уселся на гарбу и просидел там до вечера, ожидая терпеливо выезда и все еще не веря, что сегодня ему все-таки придется слезть на землю, так и не выехав со двора. И напрасно прождали своего любимца Рудько с Шамилем, улегшись под гарбой. Павлуше было явно не до своих четвероногих друзей.