Несмотря на это, девочка была все это время вполне здоровой и упитанной даже. Мир не без добрых людей — местные жители — кто пару яичек принесет, кто морковку… Но сколько можно жить на подаянии?
Я еще раз напомнила о пайке. И тогда кто-то из начальства пришел к нам, попросил открыть кладовочку (вместе с нами жило несколько семей сотрудников, в общем коридоре квартиры были). И что же мы увидели? Там стояли мешки с мукой. Оказывается, ты, когда уезжал, выписал паек и поручил своему сотруднику, помнишь его имя? Ну, хорошо, не надо имени. Ты попросил передать твой паек мне. Но тот человек оказался, мягко говоря, непорядочным и сам, ничего не сказав мне, пользовался мукой. Это продолжалось более месяца. Когда его разоблачили, он чуть со злости не разломал двери, бросив в них железный лом. Потом выбежал на улицу и там еще орал не своим голосом. «Я тоже жить хочу!» — кричал он.
Да, курочка… Пошла я как-то на базар. Ходила, ходила, а все вокруг прилавка с курами хожу. Но чувствую, что никак не решусь взять. За 250 рублей за штуку — ведь это подумать только — добрая половина месячной зарплаты! А надо — Оля ослабла, просит супчика легкого. Придется брать, думаю.
Тут вижу — подходит ко мне какой-то военный, офицер. «Вы, — говорит, — хотите взять курочку, пойдемте — я помогу вам выбрать. Берите вот эту, но не режьте ее, она вам отплатит — каждый день будет приносить по яичку. А себя она сама прокормит — вы живете среди пшеничных полей, она всегда найдет что склевать».
И вот принесла я ее. Курочка походила, походила по комнате, затем вышла. Долго ее не было. Потом слышим: взобралась на подоконник с улицы и стучит клювом в окошко, просится. Открываю дверь. Она вбежала, походила по углам, походила, села в одном из них, яичко снесла, крылышками помахала — и снова на улицу.
Так вот, сколько мы жили там, под Алма-Атой, пока ты в Москве был, курочка эта ни одного зернышка в комнате нашей со стола не склевала, а там всегда лежала селекционная пшеница. Кормилась на улице, и каждый день — яичко.
О, как мы тебя ждали! Делянки наши были на бугорке, на горочке маленькой. Как будто для того, чтобы я садилась там и видела далеко вокруг и линию железной дороги, конечно. И каждый раз ожидали, сидя с Олей на этом бугорке, — вот поезд идет, привезет Гену и тебя. Но ничего этого не случилось, — глубоко вздохнув, смолкла Полина Александровна.
И как впервые встретились в Ессентуках, об этом тоже вспомнили. Когда заведующий сказал, что сегодня ночью, мол, приезжает практикантка и нужно ее встретить. Он тут же спросил, кто пойдет на станцию. Павел почему-то согласился сразу. Поздно вечером явился на станцию, подремал на лавочке, походил по перрону, а там и поезд подошел. Было два часа ночи.