СТЕПЕННЫЙ ЧЕЛОВЕК
Всякий раз, когда Павлуша с отцом проходил мимо правления, он видел рядом с ним большое подворье. Бросался в глаза прежде всего, конечно, дом, сложенный из красного кирпича, длинный сарай, конюшня, возле которой с весны до самой осени росли и исчезали пирамидки заготавливаемого на всякую дурную погоду топлива — кизяков.
Кто станет спорить — Павел Леонтьев Савченко еще не самый крепкий по станице хозяин. Семья у него немалая, все есть хотят, это так. Но как это он сумел у всех на глазах за последние несколько лет «подлататься», как говорил отец, этого не каждый мог уразуметь. В последнее время Савченко и вправду никому не стал кланяться, это почувствовали многие, и кое-кто даже стал относиться к нему с некоторым уважением. Он и сам замечал это, когда шел по улице, нацепив оба «георгин» по случаю праздника. Знал он и о том, что судачили за его спиной, но мало интересовался подобного рода слухами, так как теперь считал, что на ногах стоит твердо.
Рассказывал Павлуше однажды отец, как довелось-таки ему выпытать у урядника Савченко про то, каким же таким образом тот богатство свое наживал.
— Земля у нас, сынок, по всему степу одинаковая. Но ты и сам видишь, что везде — горба не погнешь — будешь зимой локти кусать. Коши наши считай что рядом лежат, и наделы по числу душ мужского пола тоже как будто не слишком разнятся. А вот сколько ни бьемся мы, Лукьяненки, до Савченко нам далеко, как куцему до зайца. Где ж нам?! — начал отец.
Несколько лет назад судили в Екатеринодаре наших ивановских тыжнёвых[3] за допущенный по их вине самосуд над задержанными. Дело было, значит, так.
Под осень шло время. Уже со степа поубирали, посвозили хлебушек. На то время где-то на хуторах поймали каких-то двоих конокрадов. Не наши оказались, не станичные. Посадили их, конечно, в карцер. Приставили до них дневальных. Вот, значит, и стоят эти тыжнёвые, никого не допускают.
Да в нашей станице удержится разве новость долго? Как дождевая вода в сухую землю, так и она просачивается по хаткам. Через каких-либо полчаса сбежались к правлению сначала ближние, а там и те, что подальше живут, казаки. Стали упрашивать малолетков. Ну хоть глазком, говорят, дайте взглянуть, ничего ж им не сделается от того. Кричит один из них тыжнёвому:
— Та ты ж Василия Степанова сын?! А? Эх ты, батька твой такой славный, а ты чи не в него? Да отчини, не бойся. Не тронем мы их и пальцем, только в щелку глянем, кто такие и чьи будут.
Минут несколько всего продержались еще было казачата, а там подумали, видно, подумали, что плохого и правда конокрадам тем ничего не будет. И открыли на свою голову.