У русских национальное сознание куда религиознее, чем на Западе, у нас, кажется, сама атмосфера насыщена флюидами благодатных энергий. В среднем для русских Царство Небесное куда актуальнее, чем для людей Запада. Небо для нас – часть нашей реальности, поэтому оно у нас и ближе. На Западе гораздо меньше верующих, но главная их беда даже не в том, а в самом характере их религиозности, которая очень практична. Религия для людей Запада – подспорье в земных делах. Их вера – не столько способ попасть на Небо, сколько способ максимально комфортно обустроиться на земле. Их религиозность лишена реального духовного содержания, поэтому их церкви превращаются в заурядные благотворительные организации.
Говорят, что в США занимаются благотворительностью 75% населения, а в России – 0,01%. Следует ли из этого, что американцы в 7500 раз добрее русских? Смешной вопрос. Просто, не имея представления о Великом Живом Добре, они бросаются творить мелкое мертвое добро. Это уловка беса: участвуй хоть в десяти благотворительных организациях, но ко Христу стремиться не надо, всё хорошее здесь, на земле.
Почему в России такие перекосы? Люди у нас более религиозны, но менее доброжелательны. Открываются всё новые и новые храмы, а власть всё больше и больше издевается над людьми. Неужели устремленность души к Небу не должна порождать на выходе более высокий уровень человечности? Конечно, должна, и порождает, но тут всё очень нелинейно, эти связи сложны и опосредованы, их действие не бросается в глаза. Наши ведь гораздо добрее, чем люди Запада, в них куда больше человеческого тепла. Иван может обхамить человека в автобусе, а завтра спасет тому самому человеку жизнь, жертвуя собой. А Джон может тратить на благотворительность значительные средства, но он не откроет дверь в свой дом посреди ночи, чтобы дать стакан воды умирающему от жажды. Благотворительность – часть его респектабельности, а вот вторгаться в его личное пространство, когда вздумается, ни кто не имеет права.
И власть на Западе может вертеться вокруг своих граждан, как команда вышколенных официантов, источая любезность, а потом обречет тех же граждан на страдания и смерть даже без большой необходимости и вовсе не задумываясь, что тут что-то не так. Русский офицер может быть груб с солдатом, а потом закроет его собой от пули. Русский человек может пожмотить сотню в благотворительный фонд, а во время голода поделится с незнакомым человеком последним куском хлеба. На Западе же, напротив, чем больше внешнего дружелюбия, тем больше нарастает отчужденность человека от человека. Люди Запада привыкают делать добро «в установленных формах», при этом становятся всё более холодными и равнодушными друг к другу. В разведку я с ними не пошёл бы.