Она помолчала, потом снова принялась размышлять, как бы вслух.
– Это был просто тактический ход. Те, кто любили тебя, до сих пор относятся к тебе по- прежнему, ну, а те, кто не любил… На всех мил не будешь.
Я спокойно доедала крабов. Мы были одни в этом уютном зале для VIPов. Верхний свет выключили, горели только бра и лампы на столах. Возле буфета на высоком узком столике таинственно мерцала огромная ваза с гладиолусами. Как- то Томкины слова не вязались с моими воспоминаниями.
Тактический ход… А ничего, что исключенным из комсомола полагался волчий билет? Ничего, что в десятом классе, уже в другой школе, мне пришлось вступать в этот гребаный комсомол снова? Ничего, что потом о дату вступления, зафиксированную в моем билете, спотыкались все комсорги, секретари всяческих ячеек? С изумлением они поднимали на меня глаза и интересовались: «А почему так поздно?» И я должна была врать что- то о какой- то несуществующей болезни, о том, что лежала в больнице и не могла вовремя вступить… Может быть это удивительно, но мне трудно врать, трудно изображать незамутненную чистоту помыслов, выдавливать улыбки, если мне хочется послать всех к чертям. В чем, собственно, меня подозревают?
В аспирантуре у меня появилась привычка скручивать в трубку носовой платок. Скручивать, расправлять и скручивать снова. Это чтобы не выступать против правил, когда кто- то с ясным лицом несёт ахинею, кто- то откровенно врёт, кто- то пускает пыль в глаза. Жизнь оказалась не школой. В школе я не плакала. В жизни пришлось, в ней законы оказались суровее. Но платок помогал…
Швабра вдруг подалась ко мне с тем самым видом, какой у нее был, когда она тыкала меня ручкой в спину. Я вдруг поняла, что если бы ей поменять прическу, она опять стала бы прежней, юной Томкой, у которой хищно загорались глаза при виде новых тряпок. Неужели годы изменяют нас только внешне, а внутренне мы такие же, как были в пятнадцать лет?
– Иссу же действительно кто- то заложил. Оленёва клялась, что у неё есть верные сведения, что это сделала ты. Хотя я всегда думала, что это не так. Я думаю, что это Зу- Зу…
– А тебя это так волнует? – Я и не подозревала, что Томка вообще помнит этот эпизод. У нее вдруг звонит телефон (не самой последней модели, кстати, и мне почему- то это приятно, что не самой последней). Томка отвечает. Тончайший аромат духов и запах хорошего кофе прекрасно подходит сейчас к сенатору Тамаре Александровне Швабриной и ее деловому виду. Хоть документальный фильм про нее снимай.
Она закончила разговор и посмотрела на свои дорогущие часы. «У вас часики позолоченные или же просто золотые?» – вспомнила я из Незнайки.