Чтобы унять тревогу, пани Малгожата достала четки и начала молиться. Зося, как раз закончившая кормить, отдала ребенка няньке и тоже опустилась на колени рядом со свекровью. Миросе и Марыле не оставалось ничего иного, как присоединиться. Вскоре все звуки потерялись в тихом бормотании.
Со временем Мирослава потеряла счет времени. Ей казалось, что они уже вечность заперты в этом каменном мешке. Конечно, девушка честно пыталась молиться вместе со всей семьей, но привычные слова никак не шли на ум. И лишь когда нянька, извинившись, отлучилась к поганому ведру, стоящему в углу, Мирослава поняла, что прошло совсем немного времени. Ведь она пока не чувствует ни голода, ни жажды, ни прочих надобностей, хотя и прибежали все в подвал прямо из постелей.
Сложно сказать, сколько прошло времени. Иногда Миросе казалось, что там, наверху, уже случилось что-то страшное. Что вокруг не осталось никого живого, и только обгорелые остатки дома лежат сейчас на холме, закрывая вход в подвал. Иногда ей казалось, что где-то рядом раздаются звуки и сейчас в дверь постучит закованный в латную рукавицу кулак.
Скрип открывающейся двери заставил всех вздрогнуть.
– Ну, рыбоньки мои, напугались? – Пан Януш, растрепанный, потный и жутко довольный стоял в дверном проеме. В ярком свете факела отец показался Мирославе моложе, и как-то… грознее, что ли.
– Яно-очку! – Панна Малгожата с протяжным стоном повисла у мужа на руках. Она обнимала его, гладила закопченное лицо, не жалея расшитой рубахи. Целовала мужа, совершенно не стесняясь присутствующих тут же детей и невестки.
– Яно-очку! Кохане мое!
– Ну все, все, Малгосю… Творец миловал… – Пан Януш, счастливый и смущенный одновременно, пытался одной рукой обнять жену, а другой – отодвинуть факел подальше от нее.
Глядя на эти неуклюжие попытки, Марыля прыснула и, встав, забрала у отца факел.
– Наши победили, татусю? – Спросила она, напоминая супругам о том, что они в этом подвале не одни.
– Победили, Марысько. Победили!
– А Гжесь? – Голос Зоси дрожал. Видно, она ждала, что сейчас вслед за отцом в подвал спустится и ее муж. И теперь успела напридумывать себе всяких страстей.
– Живой твой Гжесь! – Пан Янушо радостно засмеялся. Миросе вообще показалось, что отец ведет себя немного странно, словно хлебнул лишку на гулянке. Она даже принюхалась, но запах солений, пропитавший воздух подвала, не позволял почувствовать ничего.
– Живой. Поскакал с пахолками на помощь Августу, песиголовцы в ту сторону двинулись.
Когда женщины вышли из подвала, Мирося первым делом кинулась к окну. К ее удивлению, на улице едва рассвело.