Представил себе, что я должен теперь умереть. Приедут мои родные, братья и сестры. Я им говорю прощальное слово с назиданиями и так далее. Потом вспоминаю, как предстану пред Богом. Оглядываюсь назад и содрогаюсь от прошлых грехов.
Боже мой! Как я мало сделал доброго, мне скоро 39 лет, а я в Церкви Христовой всего лишь 13 лет, а 26 лет — в мире, в суете, вдалеке от Церкви. И детство, и юность, и годы вполне взрослого человека, всё — на служение мамоне, а не Богу.
Да и эти 13 лет мало меня оправдают перед Богом. Смирения у меня не было, только гордость, тщетная слава, честолюбие и уйма прочих грехов. Страшно умереть неготовому. И я, по Силуану, спустился во ад и так горько заплакал навзрыд и восклицал:
— Господи, не остави меня, Господи, прости, Господи, дай мне возможность здесь, на одре, ещё раз искренно раскаяться во всех грехах от юности моея.
Я хочу сейчас все, все рассказать и о. Геннадию, и о. Ермогену. Они до сих пор обо мне хорошего мнения, но я смрадный труп, зловонный, вонючий, грязный, нечистый, гнилой. И в сердце моём — гнойный струп. И в сердце моём — тьма мелких страстей, нечистых пожеланий и мерзких воображений. Даже теперь на одре болезни я маловерен и с нечистым сердцем.
Как же я, такой червь, предстану, милый мой Господи, пред Тобой? Очисти, очисти мя, Господи от ила греховного, вырви из пасти ада бедную мою и жалкую душу. Прости за все и молитвами Твоея Пречистыя Матери и Царицы моей Преблагой помилуй, когда душа предстанет пред Тобой.
Писать больше не могу, но смотрю на лик Спасителя и каюсь, каюсь.
Ночь на воскресенье, 3 мая 1970 года, прошла не совсем спокойно, жара в организме и утомление от постельного режима заставляли беспрестанно метаться из стороны в сторону. Сегодня какие‑то сны странные.
Вижу с какой‑то огромной высоты над собою громадный зрительный зал театра, наполненный людьми, сидящими в полумраке. И некоторые из них смотрят на меня блестящими, как у кошки во тьме, глазами. Мне сделалось страшно от высоты и от того, что стою на самой кромке.
И меня закачало от страха, я сдал назад и стал при помощи верёвок спускаться по овальным аркам этого гиганта-здания. Спускаться было трудно, однажды я оступился. Но так как крепко держался за верёвки, то опасность миновала. Но у нас верёвки кончились, а высота была ещё приличная. И на этом сон переходит в другую форму.
Вдруг я у раки преподобного Серrия. Мне предлагают принять участие в соборном служении. Преподносят митру. Вроде я этого достоин, но она на мне неуклюже сидит, какая‑то сверх формы высокая. И вот я всё примерял и разглядывал её, а служить не пришлось. Какая‑то толкотня да суета.