— Это факт правдоподобный, — отвечаю я. — Вся наша Сибирь захвачена этим событием. Мы не сомневаемся ни в чём!
И я сказал, что наши прихожане не раз ездили в Барнаул, слышали рассказы Клавдии, как она, разлучившись с телом, душой своей летала над домом, где были слёзы и горе, как Господь ей говорил о покаянии, о молитве.
Прихожане были уверены, что событие подлинное. Кроме того, я слышал, как отец Валентин Бирюков (тогда он ещё не был священником), несколько раз побывав в Барнауле, рассказывал обо всём так убежденно, с таким подъёмом, с такой верой! Он готов был бесстрашно свидетельствовать о чуде всякому, кто бы ни был перед ним.
Закончив рассказ, я спросил у отца архимандрита:
— А вы как, отец Феодорит, думаете?
— Отец Серафим, я согласен только с вами! А с доводами сомневающихся не согласен.
Вот такой разговор был у нас на колокольне Лавры.
Так что проповедь отца Александра Пивоварова в Петропавловском соборе Томска основывалась не на слухах, а на рассказах реальных свидетелей. Я помню, как за одно упоминание о чуде воскрешения Клавдии Устюжаниной атеисты начали бурную войну против отца Александра. Ему запретили выезжать из города (это было что‑то вроде домашнего ареста). Уполномоченный по делам религии даже ставил перед архиереем вопрос о снятии священного сана с о. Александра за такую проповедь — дескать, это провокация!
Даже уголовное дело собирались заводить против него. Но после того, как все верующие встали на защиту своего батюшки, дела не завели.
Владыка стал ходатайствовать за отца Александра — дескать, он благочинный, ему надо выезжать с отчетом в епархию в Новосибирск. В конце концов власти сняли запрет на выезд. Но с него потребовали обязательства, что больше он об этом не будет проповедовать.
Многие священники тогда были безвыездными из‑за проповеди о. Александра.
Ведь Томск — студенческий город, там много молодёжи. И когда студенты услышали проповедь о воскрешении, они потянулись к церкви, им ещё и ещё хотелось услышать это свидетельство. Потом они частным образом задавали много вопросов.
Не исключено, что именно с той проповедью связано судебное преследование о. Александра в начале 1980‑х годов. Формально это, конечно, был совсем другой случай. Но о. Александр был под особым контролем, ему пытались вообще запретить проповедовать. Но он был энергичным священником — не мог молчать, кроме того, понимал нужды верующих людей в молитвословах, в Евангелии.
Ведь тогда почти ничего не издавалось. И он нашёл людей где‑то в Москве, через которых получал и распространял молитвословы, Новый Завет, чтобы люди могли молиться, читать Евангелие. Из этого сделали преступление! Его обвинили и судили, приговорив к двум годам заключения.