Рыбу Изабель купил какой-то, по ее словам, простак за бешеные деньги; хитрая женщина все же смогла обдурить приезжего, отбив запах затхлой рыбы всевозможными пряностями и травами.
На улице темнело, наконец-то становилось тише. Через форточку доносился приятный аромат хорошего табака, душицы и лаванды. Громко переговаривались цикады, и на душе художника впервые за долгий утомительный день стало спокойно. Рино писал акварельный этюд старого города, узкие улочки которого были вымощены золотом. Вокруг Ринуччо оставались раскиданы неудавшиеся зарисовки и наброски к новой работе.
Рино сомневался. Даже боялся, пусть и не хотел признавать себе. Долгие часы работы, долгие часы исканий — все впустую. А впрочем… Годами писал, смотря в окно и сомневаясь в себе. Всегда был один, пусть и окруженный публикой, которой он был угоден в нужную ей секунду.
Один, закованный в кандалы сильными мира сего.
Мужчину клонило в сон. Ринуччо хрипло откашлялся, отложив работу. Вытер лицо, положил пальцы на уставшие глаза — в них словно песка насыпали, дабы не позволить Рино сотворить хоть что-то настоящее и живое. Чертыхнувшись, мужчина нехотя покинул мастерскую. Спустился в свою комнату, грузно опустился на кровать, даже не скинув перепачканную масляной краской одежду. Ему казалось, что он долго не сможет уснуть, но… Лишь только голова его коснулась подушки, как художник провалился в глубокий тревожный сон.
И дивная греза привиделась ему в этом коматозном состоянии. Словно вынырнул из омута он в чудном городе, сошедшем с его вечернего этюда. Небольшие светлые домики, заросшие плющом; по улицам повсюду цветы, а сама улица вымощена сверкающим золотом.
Ринуччо оглянулся, направившись вперед. Дорога вела его куда-то, и он послушно двигался по ней, точно в дурмане. Шаг, еще один, еще. И внезапно перед глазами возникла огромная вывеска: "Зоопарк". Мужчина помедлил, вслушиваясь в тишину, а затем неуверенно сделал шаг вперед. Внутри зоопарка его взору предстали клетки, внутри которых чудным образом парили в воздухе картины, а вокруг картин, — о, Небеса! — бегали разные животные, то и дело пачкая полотна грязными лапами, копытцами; обнюхивая, пытаясь сорвать вниз, царапая и уродуя.
Художник ужаснулся. На секунду перед ним все поплыло, он еле смог удержаться на ногах. В клетках висели его картины! "Прочь!" — не своим голосом вскрикнул Рино, бросаясь к первой клетке, но… Замер. Он вдруг осознал, что страха за свои работы нет. Есть отвращение ко всему происходящему, но той самой трепетной любви к своим трудам абсолютно не существовало.