Наша машина остановилась у ворот тюрьмы Хьюметт. Было без десяти шесть. Впереди и позади стояли вереницы машин, со всех сторон сходились люди. Все нули, входящие через ворота для пешеходов, были в черном, и никто не произносил ни слова. И выражение лиц у всех было одинаковое – точная копия того, кто шел впереди, и того, кто шел сзади. Когда мы очутились у входа, папа показал удостоверение двоим охранникам. Нас тут же пропустили.
Что мы забыли здесь, в тюрьме Хьюметт? Почему я должна была наряжаться не во что-нибудь, а в платье от Джексона Спейси, если мы ехали в тюрьму?!
Нас вывели во внутренний двор тюрьмы. Предвечерний воздух был влажным и душным. В машине у нас был кондиционер, поэтому я и не догадывалась, как противно стало снаружи. Платье облепило меня. Половину тюремного двора занимали ряды сидений, а вторая половина была почти пустая. Только в дальнем конце двора стояла виселица. Но и тут я ничего не поняла. Нам указали на места в первом ряду.
Я огляделась кругом в полном недоумении. Все нули остались стоять. Кто-то смотрел на виселицу, многие плакали, а некоторые глядели на нас, Крестов, на сиденьях, и лица их пылали от ненависти. И тут вдруг я перехватила взгляд Каллума. Это было потрясение – будто меня облили ледяной водой. Что происходит? Каллум смотрел только на меня. Я так давно его не видела – и тем страшнее было увидеть его именно здесь.
– Дамы, господа и нули, сегодня мы собрались здесь, чтобы стать свидетелями казни Райана Каллума Макгрегора, проживавшего в Медоувью по адресу Хьюго-ярд, пятнадцать. Райан Каллум Макгрегор приговорен к смертной казни через повешение. Приговор не подлежит обжалованию и будет приведен в исполнение. Приведите осужденного.
Только теперь, когда мне все разжевали и в рот положили, я наконец поняла, что я здесь делаю. Сейчас повесят папу Каллума. Я в полном ужасе посмотрела на виселицу. Слева от нее открылась дверь, и оттуда вывели папу Каллума.
Я повернулась к маме с папой. Они смотрели прямо на виселицу, мрачные и суровые. Тогда я посмотрела на Минни. Она понурила голову, но то и дело украдкой поглядывала на виселицу. И все по-прежнему молчали. Будто на кладбище.
В сущности, это и было кладбище.
Я снова повернулась к Каллуму. Так он еще никогда на меня не смотрел. Этот взгляд пронзал меня насквозь, будто самый острый, самый точный скальпель на свете. Я медленно покачала головой.
«Я не знала», – произнесла я одними губами. И посмотрела сначала на виселицу, потом на Каллума, на папу Каллума и снова на Каллума, на родителей и еще раз на Каллума, на толпу вокруг и опять на Каллума.