Даже если будет доказано… Не следует так легко верить в это… Не следует распространять слова, сказанные в безумии несчастным стариком…
Нельзя не согласиться с Сигизмундом фон Нойкоммом, что если бы даже больной в бреду сам возвел на себя клевету, то такому признанию нельзя было бы придавать никакого значения.
И что характерно — «письменное признание» Сальери на смертном одре в присутствии свидетелей упоминает в своей биографии Моцарта англичанин Эдвард Холмс, но и он считает этот документ плодом больной фантазии оклеветанного музыканта. А так называемые «свидетели», конечно же, не названы.
Даже если А. С. Пушкин и видел в Одессе письмо Сигизмунда фон Нойкомма, оно осталось незамеченным. А несчастный, измученный болезнью Сальери умер 7 мая 1825 года.
Свидетельство Игнаца Мошелеса
В октябре 1823 года пианист, дирижер и композитор Иг-нац Мошелес (1794–1870), уже в четырнадцать лет игравший концерты собственного сочинения, навестил старого и больного Сальери в загородной клинике.
Мошелес родился в Праге в богатой еврейской семье. Отец хотел, чтобы его дети связали жизнь с музыкой, поэтому с ранних лет Игнац занимался в Пражской консерватории. После ранней смерти отца юноша переехал в Вену, где стал брать уроки у Сальери. Именно в это время он поменял свое настоящее имя Исаак на Игнац.
Доступ к Сальери тогда можно было получить только по специальному разрешению больничных и городских властей. В результате добрался до него лишь Игнац Мошелес. И тогда Сальери, видимо, знавший о поднявшейся шумихе, по свидетельству Мошелеса, короткими отрывочными фразами отверг какую-либо свою причастность к смерти коллеги:
— Я могу заверить вас своим честным словом, что нет ни доли правды в абсурдных слухах… Ведь вы знаете… Моцарт… Говорят, что я его отравил. Неправда это… Это злоба, чистой воды злоба… Расскажите всему миру, мой дорогой Мошелес, что это сказал вам старый Сальери, который скоро умрет.
Очевидно, что слухи уже распространялись по Вене. Они были известны Сальери и причиняли ему боль.
Борис КУШНЕР, профессор Питтсбургского университета
В биографии Мошелеса, составленной на основании писем и дневников его вдовой через 50 лет после этого события, сказано:
«Это была печальная встреча. Он выглядел призраком и говорил незаконченными фразами о своей быстро приближающейся смерти. В конце он сказал: «Хотя я смертельно болен, я хочу заверить вас честным словом, что нет совершенно никаких оснований для этих абсурдных слухов. <…> Это — злобная клевета, одна только злобная клевета».