Затем вся гвардия отправилась в большой город Вальядолид. Здесь даже монахи взялись за оружие: монастыри опустели, и недостатка в жилье мы никакого не испытывали.
Напротив тех красивых монастырей, в которых мы жили, как правило, находились женские монастыри, в которых до замужества жили девушки в возрасте от двенадцати до восемнадцати лет. Когда наши солдаты посещали их сады, чтобы с помощью шомполов проверить, нет ли под землей спрятанных тайников, они были страшно удивлены, чуть ли не на каждом шагу натыкаясь на трупы новорожденных детей, закопанных на 2–3 пье вглубь. Я до сих пор содрогаюсь, вспоминая об этом ужасе — по нему можно получить представление о том, что происходило тогда в этой стране.
Форсированным маршем нам было приказано вернуться во Францию, Император отбыл в Париж. В Лиможе нас ждал небольшой сюрприз от него — он хотел позаботиться о наших ногах и обуви. Мы переночевали в этом прекрасном городе. Утром офицеры сказали нам: «Вытащите из ружей курки и вместе с винтами и штыками хорошо упакуйте их, чтобы они не пропали. Вся гвардия поедет в Париж в фургонах, они будут ждать вас за городом».
Разбирая ружье, я сказал своему капитану: «Похоже, нас повезут как телят, еще и на соломке». Он засмеялся и ответил: «Это так, но время поджимает, ситуация очень тяжелая. Мягкая постель пока не светит нам и никто не может сказать, что может случиться в ближайшие дни, когда мы будем на пути в Париж».
По окончании разборки своих ружей мы отправились. На улицах было полно народу. За городом нас ждали фургоны — внутри них была постелена солома. По обе стороны дороги стояли жандармы и охраняли их. Мы организованно садились поротно — количество едущих в одном фургоне соответствовало его размерам. Например, если в упряжке было три лошади, то в таком фургоне ехало двенадцать человек. На эстафете за каждую лошадь было заплачено пять франков, а если лошадь умерла, сразу триста. Представители казначейства всегда были готовы к прибытию очередной войсковой группы и готовы заплатить за все, так что новые повозки всегда были в наличии. Каждая рота получила ордера на получение еды и питья, и те местные жители, у которых был приказ накормить определенное количество солдат, всегда ждали их на станции, чтобы по прибытии немедленно усадить за стол. Все и везде находились в полной готовности. На еду нам разрешалось три четверти часа, после чего мы тотчас отбывали. Тамбурмажор обедал прямо на своем посту, чтобы любой момент быть готовым вовремя подать сигнал. Все шло без единой задержки. Непосредственно перед отбытием весь батальон располагался вдоль дороги таким образом, чтобы каждая рота сразу же могла сесть в свои фургоны. Никто не тратил ни секунды времени: каждый человек твердо знал, что он должен делать. Мы проезжали двадцать пять лье в день — это было подобно молнии, которая ударила на юге, чтобы достичь севера.