Потери наши были огромны — нам пришлось идти одной шеренгой, чтобы держать всю линию фронта. Как только мы перестроились, слева от нас появились носилки — и несколько гренадеров пронесли свою драгоценную ношу через наши ряды. Наблюдавший за битвой с вершины своей сосны Император, узнал своего любимца, оставил свой наблюдательный пост и поспешил услышать последние слова маршала Ланна, который сражаясь во главе своего корпуса получил смертельное ранение. Император опустился на одно колено, взял его на руки и перенес на остров, но тот не пережил ампутации. Так закончилась жизнь этого великого полководца. Мы все были просто в ужасе от столь большой утраты.
Маршал Бессьер все еще был с нами и, как и все остальные, тоже без лошади — он шел впереди нас. Канонада продолжалась. Одного из наших офицеров поразило пушечное ядро — оно оторвало ему ногу, и генерал разрешил двум гренадерам отнести его на остров. Они посадили его на два ружья и понесли, но не успели пройти и четырехсот шагов, когда следующее ядро одним махом убило всех троих. Но тут случилось большое несчастье — корпус маршала Ланна начал отступать и некоторые его солдаты в панике бросились к нам и перекрыли нам путь. Поскольку мы были построены лишь в одну шеренгу, наши гренадеры взяли их за шиворот и со словами: «Теперь можете не бояться», поставили их за нашими спинами.
К счастью, у всех у них были и ружья, и патроны. Город Эсслинг был наш, и хотя его и отбили у нас, мы снова его взяли и сожгли. Храбрые фузилеры оказались героями того дня. Находившиеся позади нас солдаты несколько ободрились. Маршал Бессьер успокоил их такими словами: «Я решил поставить вас как стрелков, и буду вместе с вами, без лошади, так же, как и вы».
Теперь все эти солдаты перешли под команду этого отважного генерала. Он выстроил их в одну шеренгу в том месте, куда достигали ядра тех пятидесяти пушек, под огнем которых мы стояли с одиннадцати часов утра, и таким образом, они сдерживали интенсивный огонь австрийской артиллерии. Заложив руки за спину, храбрый маршал прохаживался вдоль их шеренги, и ему удалось несколько утихомирить австрийцев. Это позволило нам немного передохнуть, но для ожидающего смерти и не имеющего возможности защититься, время идет очень медленно. Один час кажется вечностью. После потери каждого четвертого нашего ветерана — без единого ответного выстрела — я уже совершенно не беспокоился о сержантских шевронах и эполетах. Мои гренадеры доверху набили ими для меня свои карманы. Это ужасное сражение стоило нам очень дорого. Храбрый маршал более четырех часов провел со своими стрелками, но битва не была ни проиграна, ни выиграна. Мы не знали, что мосты через эту широкую реку смыло, и что наша армия перешла Дунай возле Вены. В девять часов стрельба полностью прекратилась. Император приказал каждому из нас развести свой собственный костер, чтобы враг подумал, что реку перешла вся наша армия.