Дамы закричали: «Мы хотим услышать рассказ о ваших успехах у тамошних дам!» «Хорошо, — ответил майор, — я вас не разочарую, ведь я пока еще не женат». И он рассказал о дамах Вены и Берлина, и очень подробно, но, тем не менее, соблюдая так украшающие общество приличия. По окончании своего повествования он был вознагражден бурными аплодисментами.
Сидевшие рядом со мной дамы очень настаивали на том, чтобы я тоже рассказал свою историю. «Я прошу вас извинить меня, мои офицеры лучше знают обо всем». «Хорошо, — сказал капитан, — я расскажу за него, и вы узнаете, какой он хороший солдат. Он был первым, кто получил свой крест у Инвалидов. В Польше он спас нас от голодной смерти — он нашел тайники поляков. И в самом деле, дамы, если бы не он, меня бы здесь не было». Я был очень смущен словами моего капитана и совершенно ошеломлен таким огромным, оказанном мне всеми присутствовавшими вниманием. Я густо покраснел. У меня имелся прекрасный белый носовой платок, и я постоянно вытаскивал его из кармана, чтобы утереть пот. На мне была очень изящная салфетка, и от сильного волнения я обтер ей лицо и спрятал ее в свой карман. Когда наступила пора возвращаться в казарму, я встал. Капитан спросил меня: «Вы уже уходите?» «Да, капитан, завтра я в наряде». — «Но вы же вернетесь завтра?» — «О, нет, я не могу, я буду в карауле». — «Ну, тогда выньте салфетку».
Опустив руку в карман, я достал салфетку и платок. Вручая эту салфетку своему капитану, я сказал: «Видите ли, мне ненадолго показалось, будто я на фронте, на вражеской земле. Там, если вы не унесете с собой чего-нибудь, это расценивается как небрежность и равнодушие». «Прекрасно, — ответил он, — оставайтесь. Я пошлю в казарму своего денщика, а вы проведете с нами весь вечер». А потом, указав на свою дочь, он добавил: «Вот кто уличил вас». Она сказала мне: «Папа, у него из кармана торчит салфетка, но ничего, пусть так и остается». «Ах, как я счастлив, что ваша дочь заметила это».
Я вернулся в свою казарму. Утром я получил письмо от мадам — , в котором она просила в 11 утра встретиться с ней. Мое воображение разыгралось, и я просто дрожал от радости. Я попросил товарища заменить меня в карауле, в 9 часов переоделся, и в фиакре отправился по указанному адресу. Мне не стыдно признаться в том, что я чувствовал столь сильное любовное волнение — мой возраст тому оправдание. По прибытии туда я назвал свое имя, и горничная отвела меня в прекрасную гостиную, где я нашел одну из тех двух дам, между которыми я сидел за ужином у моего капитана — в невероятно обворожительном неглиже. Я с трудом сдерживал себя. «Можешь идти», — сказала она своей горничной.