На дороге я не встретил артиллерии, скорее, всего, он уже ушли. Зато я встретил несколько санитарных повозок, которыми командовал полковник императорского штаба, они стояли прямо на середине дороги. Мой главный конюх сказал ему: «Полковник, будьте добры, позвольте нам пройти». «Я вам не подчинен». — «Я сообщу своему командиру». — «Пусть приходит, я буду его ждать». Конюх подскакал ко мне и отрапортовал, я тотчас отправился. Я подошел к полковнику и попросил его уступить мне часть дороги. «Точно так же, как вы это сделали для артиллеристов, — сказал я, — Вы можете легко подвинуться вправо, а мы пойдем с удвоенной скоростью». «Я не обязан выполнять ваши приказы». — «Это ваш окончательный ответ, полковник?» — «Да». — «Ну, тогда, во имя Императора, примите вправо, или я сброшу вас». Я толкнул его своей лошадью, повторяя: «Возьмите правее, говорю я вам». Он положил руку на рукоять своей сабли. «Если вы достанете свою саблю, я вышибу ваши мозги». Он позвал жандармов, но они сказали: «Разбирайтесь сами с начальником императорского обоза, это не наше дело». Тем не менее, полковник все еще колебался. Я подъехал к санитарной повозке и сдвинул ее вправо. Когда я проезжал мимо полковника, он сказал мне: «Я сообщу о вашем поведении Императору». «Пишите рапорт, я подожду, и вы точно об этом пожалеете, вот вам мое слово».
Я проехал по длинному мосту. Слева от него была мельница, а между ней и мостом был брод, где вся армия могла благополучно преодолеть реку. Но эта река очень узкая и очень глубокая — берега отвесны — здесь была могила Понятовского. Со своими семнадцатью повозками я выехал на ровное место и стал под прикрытием пушек. Когда наступила ночь, армии находились в том же положении, что и в начале битвы, наши войска отважно отбили атаки четырех объединенных армий союзников. Но наши боеприпасы подошли к концу. В течение дня наши пушки сделали 95 000 выстрелов, и у нас осталось лишь около 16 000 зарядов. Мы не могли удержать это место, и нам пришлось отступить.
В восемь часов вечера Император покинул свой бивак. Он пришел в город и обосновался в гостинице «Прусское оружие», где он всю ночь диктовал приказы. Я ждал его, но до утра он не появился. Тем не менее, с приказами для армии и артиллерии пришел граф Монтион. Он спросил меня: «Ну, как ваши повозки? Как вы справились с этой работой?» «Хорошо, генерал, все хозяйство Императора в порядке, казна и армейские карты тоже. Ничего не брошено, но мои повозки повреждены десятью ядрами, а два конюха получили легкие ранения». Кроме того, я рассказал о встрече с полковником. Он заметил, что должен сообщить об этом Императору. «Не беспокойтесь, — добавил он, — завтра я увижу Императора. Пусть он придет. Он должен был быть на поле битвы, подбирая наших оставшихся на милость врага раненых. Император достойно вознаградит его, ведь вы были на своем посту, а он нет». «Но, генерал, я был довольно груб с ним. Я пригрозил свернуть ему шею. Если бы он был равен мне по рангу, я бы зарубил его. Но я, конечно, был неправ, что был так невежлив с ним. Впредь этого не повторится». — «Вы не будете наказаны. Вы выполняли приказ Императора, а не его приказ». Представьте, как я обрадовался таким словам!