«Крупнейший структурный импульс секуляризации имел место, когда университеты вышли из-под церковного контроля. Это явление, – подчеркивает Коллинз, – впервые произошло и стало наиболее влиятельным в Германии. Движение университетской реформы 1780-х и 1790-х годов, завершившееся основанием в 1810 году университета нового типа в Берлине, было направлено на устранение господства богословского факультета и на повышение статуса философского факультета, который ранее вел лишь начальную подготовку студентов к учебе на выпускающих факультетах» (с. 280). Не менее значимы были и изменения, произошедшие в начальной и средней школах, когда «благодаря ряду прусских реформ было введено обязательное школьное образование, причем обучение осуществлялось учителями, не зависевшими от духовенства» [Там же: 281]. Наверное, можно сказать, что именно Германия стала в XIX веке мировым лидером в сфере образования и секуляризации.
В нашей стране либеральная мысль (при всем ее скептическом отношении к религии) какое-то время отдавала приоритет Церкви над государственной бюрократией. Считалось, что нет ничего хуже советских аппаратчиков. Но два-три десятилетия свободного развития РПЦ заставили усомниться в правильности этой мысли. Церковная бюрократия взяла многие недостатки бюрократии партийной и добавила к ним еще свои собственные – те, от которых аппаратчики не страдали.
Впрочем, иной наш отечественный опыт заставляет задуматься об эффективности государственного образования. Если взглянуть на проблему формально, СССР был одной из наиболее образованных стран в мире. Детей в обязательном порядке учили читать, писать и считать, пичкали большим объемом информации по гуманитарным и естественным дисциплинам. Но поспособствовало ли все это развитию общества в тот момент, когда произошла трансформация институтов, когда на смену тоталитарному строю и административной экономике пришли демократия и рынок? Ни в коей мере. Советский человек, не имевший опыта жизни в условиях демократии и рынка, плохо адаптировался к переменам, и всеобщая грамотность мало здесь помогала. Более того, даже по-настоящему образованные инженеры, хорошие врачи и прогрессивные учителя столкнулись с большими трудностями из-за незнания того, как работает реальная экономика, из-за плохой подготовки в области иностранных языков, а также по многим другим причинам.
В общем, с образованием складывается совсем иная картина, чем с институтами. Хорошие институты общество иногда принимает весьма болезненно, но зато в конечном счете (по крайней мере, со сменой поколений) они всегда способствуют развитию. А вот хорошее образование вполне может развитию не способствовать, если в обществе нет механизмов, заставляющих человека приобретать именно те знания, которые соответствуют потребностям модернизации.