через 50 лет уровень, и стиль жизни, и структура занятости, и инфраструктура будут в России примерно такими, как сегодня во Франции или Германии [Там же: 43–44].
Впрочем, Гайдар, как серьезный мыслитель, понимал, что экономико-статистические оценки – это лишь часть анализа. Без него можно оторваться от реалий и начать фантазировать в соответствии со своими эмоциями, либо вознося Россию до небес, либо ругая последними словами. Но основываться лишь на таком анализе – значит примитивизировать сложный мир, в котором всегда случаются разные неожиданные повороты. Поэтому реальная наша жизнь через 50 лет будет, конечно, зависеть от экономической политики властей и от того, сможет ли общество контролировать власть или правители будут пользоваться трудом народа лишь в своих интересах.
Демократия налогоплательщиков
В этом месте своего анализа Гайдар явно выходит из узких рамок экономической истории, пытаясь понять, по какой же причине лидерам мировой экономики удалось в определенный момент установить контроль общества над властью. Автор «Долгого времени» рассматривает формирование демократии, как формирование демократии налогоплательщиков. Точнее, как формирование взаимовыгодного контракта государственной власти и городов-производителей.
Логика такова. «Если городская община в состоянии организовать местное самоуправление и самооборону, выставить войско по приказу короля и к тому же бесперебойно выплачивать налоги в государственную казну, то это побуждает короля заключить контракт, по которому корона гарантирует горожанам широкие права местного самоуправления в обмен на обязательные выплаты и при необходимости военную помощь» [Там же: 243–244]. Преимущества подобного способа организации взаимоотношения городов с короной не были очевидны для всех с самого начала. Но, по мнению Гайдара, перелом в мировоззрении европейцев произошел в связи с успехом нидерландской революции.
Победа конфедерации городов-государств (со всеми характерными для нее институтами) над крупнейшей европейской державой – Испанией стала свидетельством преимуществ налогообложения, основанного на принципах демократии налогоплательщиков и косвенных налогах, перед традиционным способом взимания налогов в аграрных государствах [Там же: 247].
Голландский опыт повлиял на Англию, а английский со временем стал важнейшим примером успешного развития для многих других стран. «Все это, – заключает Егор Гайдар, – и заложило предпосылки начала современного экономического роста в европейском мире» [Там же: 256].
Возможно, в данном месте у автора «Долгого времени» обнаруживается некоторое упрощение сложных поворотов реальной истории, поскольку из анализа практически выпадает эпоха абсолютизма и меркантилизма (XVII–XVIII веков), когда государство аккумулирует средства на армию, подавляя самостоятельность богатых городов и игнорируя сословное представительство. Но вряд ли это можно счесть серьезным недостатком гайдаровского подхода. Скорее, можно сказать, что требуется дальнейшая аналитическая работа в данном направлении для уточнения деталей. Ведь демократия налогоплательщиков в конечном счете восторжествовала над абсолютистским принципом «Государство – это я».