Сборник Забытой Фантастики №4 (Батлер, Веррил) - страница 146

Тем временем этот жалкий подлец будет вне себя от осознания того, что, наконец, любовник, которого он так долго обманывал в отношении своей любимой, теперь с ней, наедине, куда он, ее законный муж, никогда не сможет последовать. И мы будем вместе, неизменные, ожидая того дня, когда какой-нибудь другой просвещенный смертный разгадает загадку Природы, когда мы снова примем наши земные формы, не смущаемые другими эгоистичными человекообразными существами.

Прощайте, Бромли Крэнстон."

Нечего и говорить, что я тут же поспешил в Истпорт. Но в моей поездке не было необходимости. Я нашел Гарольда Марсдена в частном санатории для безнадежно умалишенных. Там весь день и до поздней ночи, насколько ему позволяют опиаты, его можно найти сидящим перед радиоприемником с наушниками, прикрепленными к голове, и слушающим. Его заявления, методично записанные главой заведения, дико соответствовали пророчествам моего странного письма. Теперь он слушает отрывочные сообщения от тех двоих, которых он видел выброшенными в эфир, утверждал он.

И они исчезли, совершенно. Я нашел большое кольцо с печатью в чернильнице на столе. Также талон за лентой шляпы, которая была помещена в незапертый стенной сейф. Почтмейстер запомнил печати на письме, отправленном моим двоюродным братом, и приблизительное время, когда он его получил. Я почувствовал, что мой собственный разум колеблется.

Вот почему, каким бы фантастическим ни было все это дело, я все еще не могу вынести звук ни одного из этих громкоговорителей радиоприемников. Именно когда возникает этот нечленораздельный звук, который они называют "статикой", когда фрагменты слов и предложений, кажется, мучительно пытаются проникнуть во враждебную среду… я представляю эту сгорбленную фигуру с ее паучьими наушниками… слушающую. Слушающую. Для чего?

КОНЕЦ

ХИМИЧЕСКИЙ МАГНИТ

Виктор Таддеус



Теперь, когда Ширманхевер мертв, а ученые всего мира стремятся заново открыть секрет необыкновенного химического магнита, который принес ему богатство и славу, вполне уместно, что я, который был его лучшим другом, должен рассказать общественности то немногое, что я знаю о его жизни, его чудесном изобретении и о его ужасном конце.

Несчастная любовь превратила великодушного энтузиаста в хладнокровного ученого, который подчинил все эмоции работе своего интеллекта.

Ширманхевер говорил мало, и если у него и были какие-то мечты, помимо тех, что касались завоевания ненавистного мира материализма, который в своем жадном стремлении к материальному процветанию омрачал его жизнь, никто никогда о них не узнает. Из всех гениальных людей, которых я знал, Ширманхевер был наименее скрытным в отношении своих собственных идей. Казалось, он не питал никаких подозрений, что его идеи могут быть присвоены другими ради собственной выгоды. Или, возможно, огромные трудности, стоящие на пути к достижению цели, заставили его просто презирать способность других преуспевать там, где он мог потерпеть неудачу. С другой стороны, возможно, с другими он разговаривал гораздо менее свободно, чем со мной. В том, что Ширманхевер любил меня своим странным, безличным образом, я не могу сомневаться – я называю себя его лучшим другом, потому что знаю, что у него не было другого друга.