Мы снова углубляемся в деревенскую улочку, сворачиваем раз, другой, снова выходим в поле, и совсем близко от нас бугор.
Мой спутник оглядывается на меня, жестом приглашает идти вперед.
Я вспоминаю, что Син Е воевал в провинции Хэбэй, может быть, вот в этих самых поросших травой окопах у подножья бугра, но спросить его об этом я не могу и думаю, что это тоже хорошо – идти вот так, молча.
Еще через несколько минут на перекрестке тропинок нам встречается молодой крестьянин, почти юноша. Голова его повязана полотенцем, он что-то несет на плече, что-то тяжелое и железное, наполовину обмотанное тряпицей, чтобы не резало плечи.
Я хочу рассмотреть, что же такое несет этот человек, но он бросает свою ношу на землю, быстро подходит ко мне, трясет мою руку и говорит:
– Суляньжэнь! Суляньжэнь!
– Тунчжи![36] Тунчжи! – вот и все, что я могу ответить молодому крестьянину, и мы стоим молча все трое.
Лицо у крестьянина возбужденное, он кивает головой, улыбается, жмет руку.
Потом мы расходимся, машем друг другу, крестьянин поднимает свою ношу с земли, кивает еще и еще раз.
Бугор невысок, но он один на совершенно плоской желтой равнине, и, когда мы поднимаемся на него, перед нами возникает далекий-далекий вид. Только насыпь дороги заслоняет горизонт с одной стороны – с запада.
Еще местами на небосклоне видны деревья, кажется, будто там, вдали, густой и даже сумрачный лес, а на самом деле – это редкие деревья и мелкие рощицы, разбросанные там и сям по равнине, сливаются в одно целое.
По насыпи дороги двигаются темные, будто игрушечные фигурки людей и тележки. Иногда вдруг замечаешь, как две фигурки торопливо приближаются друг к другу: это встречные велосипедисты, но велосипедов не видно, а темные маленькие силуэтики как будто сами по себе обгоняют повозки и бегут в разные стороны.
Виднеются деревни с серыми кирпичными домиками и с желтыми глиняными стенами. Над деревнями колеблются синие дымки. Кое-где возвышаются темные, как будто вырезанные из картона, туи и еще какие-то, похожие на осины деревья с засохшей желтовато-зеленой листвой на самых вершинах и с голыми нижними ветвями, а совсем близко – коричневый квадрат хлопчатника с белыми каплями раскрывшихся коробочек. В хлопчатнике перекликаются женщины. Возгласы короткие, отрывистые, но они почти непрерывно следуют один за другим, и создается почти песня из самых разных голосов, и, когда вдруг песня эта почему-то замолкает на минуту, ждешь ее продолжения, а потом снова слушаешь бесконечный мотив.
Время от времени раздается смех: возникнет, протянет сильную звучную ноту, и в тот самый момент, когда ждешь, что смех рассыплется, как говорят у нас в России, «зальется», в тот самый миг он вдруг обрывается.