Это ее комната. Самая жалкая маленькая комната, которую я когда-либо видел.
Она стоит на коленях рядом с матрасом. Перед ней стоит миска с теплой водой, ржавой от моей крови. Она выжимает тряпку, отчего вода становится еще темнее.
– Этот самоанец ударил меня? – спрашиваю я.
– Его зовут Сионе, – сообщает мне Камилла.
– Черт возьми, я никогда не получал такие удары.
– Я удивлена, что у тебя еще остались зубы.
– Эх, забудь об этом. Я думаю, Данте бьет так же сильно. Когда он по-настоящему злится.
– Ты, кажется, пробуждаешь это в людях.
Я могу ошибаться, но мне кажется, что на ее лице есть намек на улыбку. Она, наверное, наслаждается тем, что я в кои-то веки получаю по заслугам.
– Как я здесь оказался? – с любопытством спрашиваю ее.
– Я притащила тебя, – хмурится Камилла. – А ты, кстати, не легкий.
– Легче, чем коробка передач, – ухмыляюсь я.
– Не намного.
Мы молчим минуту. Тишину нарушает стук капель дождя по стеклянной крыше. Я поднимаю глаза, наблюдая, как каждая капля разбивается о стекло. Вскоре их станет слишком много, чтобы сосчитать. Легкий стук превращается в ровный барабанный звук, который то ослабевает, то нарастает.
– Я люблю летний дождь, – говорит Камилла.
– Тебе, должно быть, нравится эта комната.
– Да, – говорит она с яростной гордостью.
Я снова оглядываю комнату. Она грязная и крошечная. Но я понимаю, почему она ей нравится – это крошечная капсула полного уединения. Пространство, которое принадлежит только ей. Наполовину снаружи, наполовину внутри. Под дождем, и все же в укрытии.
– Почему ты всегда так поступаешь? – спрашивает меня Камилла.
– Как?
– Почему ты такой жестокий?
Я чувствую, что краснею. От жары мое лицо снова начинает пульсировать, особенно в местах ударов. Мои ребра ноют. Сионе, возможно, сломал мне несколько.
Я хочу сказать что-нибудь жестокое, наказать ее. Она не имеет права судить меня. Задавать вопросы.
Но на этот раз я сдерживаю себя. Камилла вытащила меня с той вечеринки. Она притащила меня сюда и пыталась привести в порядок. Это сделала она, а не Мэйсон, или Белла, или кто-то еще. Ей не нужно было мне помогать. Но она все равно это сделала.
Я смотрю на нее. Смотрю на нее по-настоящему, в тусклом, бледном свете. Ее кожа светится, как будто она освещена изнутри. Влажность превратила ее волосы в дикий ореол кудрей. Ее темные глаза кажутся огромными и трагически печальными. Я вижу в них боль.
Я знаю причины, по которым она несчастна: она бедна, ее мать бросила ее, отец не может содержать эту мастерскую, и она пытается в одиночку воспитать своего брата-правонарушителя.