Но тогда он был еще ребенком. Сейчас он уже почти взрослый.
Он просто вырос грубым. Даже грубее, чем я.
У Галло есть деньги. Но сколько ему было лет, когда ему впервые вложили в руку пистолет?
Мой взгляд направлен на руку, лежащую у него на груди и пытающуюся за что-то ухватиться. Костяшки его пальцев в крови и разбиты. Его пальцы длинные, тонкие и изящной формы.
Я на мгновение просовываю свою руку в его, чтобы дать ему что-то, за что он может подержаться. У меня тоже длинные пальцы. Наши руки идеально соединяются друг с другом. Как пальцы внутри перчатки. Как будто они были созданы друг для друга.
Глаза Неро распахиваются. Я убираю руку, садясь на пятки, прежде чем он что-нибудь заметит.
Он пытается сесть, и я толкаю его обратно.
Мы разговариваем какое-то время. Спокойнее, чем мы когда-либо раньше разговаривали.
Затем он целует меня. Не так, как он поцеловал меня в машине. Это было жестоко, агрессивно, как наказание. В этот раз все наоборот. Он целует меня нежно. Почти ласково.
Мы целуемся так долго, что я забыла, кто он и кто я. Забыла, что сто раз клялась себе, что никогда, никогда, никогда не позволю Неро Галло завладеть моим сердцем, чтобы он мог разорвать его на мелкие кусочки и растоптать их, как он делает со всеми остальными.
Затем его рука касается моей груди, и я ахаю, потому что ощущение его ладони, скользящей по моему соску, подобно электрическому разряду, пронзающему мое тело. И он отстраняется от меня, выглядя удивленным и почти испуганным.
Затем он уходит.
И я часами лежу одна в своей постели, удивляясь, почему я позволила ему поцеловать себя. И почему он вообще этого хотел.
На следующее утро я чувствую себя разбитой, и моя голова раскалывается. Я почти никогда не пью. Те два стакана пива в доме Леви не принесли мне никакого удовольствия.
Я, спотыкаясь, выхожу на кухню, где замечаю Вика, который уже проснулся. Его учебники разбросаны по столу, а нос в дюйме от бумаги, пока он что-то строчит.
– Что ты делаешь? – подозрительно спрашиваю я.
– Я записался на эти летние курсы, как ты и сказала, – говорит Вик.
Он выглядит смиренным и извиняющимся, как будто раскаивается передо мной.
Он знает, что меня принудили быть наркоторговцем для Леви Каргилла. Я не рассказывала ему об офицере Шульце. Работа с копами – одно из самых опасных занятий в Старом городе. Если бы Вик узнал, что я делаю, это только подвергло бы его опасности.
– По какому предмету пишешь конспект? – спрашиваю я его.
– По эволюционной биологии, – говорит он. – Про естественный отбор, общее происхождение и видообразование.