Димон кивнул широкоплечему в бейсболке, - судя по всему это был его ближайший дружбан, правая рука,. - и они протиснулись в узкий проход в голубятню. Двое других остались "на стреме" - покуривали, озираясь с рассеянным видом: мол, стоим, никого не трогаем, пиво пьем... Изнутри донеслось какое-то бормотанье, потом крики и глухие удары. Сашку отделяло от происходящего расстояние в каких-нибудь пять метров, и он все слышал... Ругался Димон - да, мерзко так - матом. Другой гоготал, заходясь, как видно, здорово набрался. Удары сыпались один за другим, крики жертвы сменились сдавленным хрипом, стены голубятни сотрясались изнутри, грохот железа разносился по двору. Прыщавый заглянул внутрь, что-то сказал наверное, предупреждал, что ребята "работают" слишком громко. Все продолжалось недолго, но Сашке показалось, что избиение длится целую вечность. У него даже все тело вдруг стало ломить, точно били его... Нет, теперь он не представлял себя на месте кого-то из этой четверки, вся эта затея была ему не то что "не в кайф" - его от этого просто тошнило! А ведь сам ... нет, теперь Саню мутило от одной мысли, что и он бил человека... Да и теперешняя его роль соглядатая была омерзительна: сидит, подглядывает, психологический эксперимент проводит... он не знал, что делать и как отмыться от этого. И ждал лишь одного: чтоб поскорее все кончилось.
Из проема в стене голубятни показался дружбан Димона, за ним сам Димон. Они сплюнули как по команде и принялись вытирать руки носовыми платками. Сашка заметил, что руки у обоих в крови. Прыщавый спросил о чем-то Димона, тот коротко ответил, и все четверо заржали, запрокидывая голову и складываясь от хохота пополам. Потом закурили и вразвалку, с сознанием хорошо выполненного долга покинули двор.
Сашка выполз из своего убежища, зацепившись при этом за гвоздь и порвав штанину. Крадучись приблизился к голубятне, то и дело оглядываясь, точно его могли застукать на месте преступления. Сердце гулко колотилось в груди, ноги стали ватными, пот стекал из-под шапочки на глаза, но он не замечал этого - лез в проем голубятни. Там было полутемно - свет лился из малюсенького оконца над головой, а на полу, верней на земле, потому что никакого пола тут не было... на земле валялось какое-то кровавое месиво в разорванном вонючем тряпье. Сашка, придерживая сердце рукой - так оно билось! - наклонился над бомжем... и с трудом сдержал крик, из горла вырвалось какое-то сдавленное мычание. Вместо лица у несчастного был "винегрет" из мяса, костей и оголенных мышц - нос был сломан, щеки и губы порваны, зубы выбиты... а на то, что было прежде человеческим телом, и вовсе было страшно смотреть. И все-таки Сашка, пересиливая дурноту, наклонился и приложил ухо к тому месту, где должно быть сердце... оно не билось. Бомж был мертв! Его волной окатил запах свежей крови, смешанный с запахом гниения и нечистот... Он зажал рот рукой, пулей вылетел наружу и, уже не таясь, побежал в подворотню. Там его вырвало. Казалось, все внутренности рвутся из сводимого судорогой тела, он никогда прежде не знал, что такое судороги, а теперь скручивало винтом и руки, и ноги, а шею свело так, что жилы на ней натянулись как провода... Но хуже всего из того, что он чувствовал, был страх. Дикий животный ужас! Думать о чем-либо связно парень не мог.