– Дети все интересные, – согласилась мать. И тут же добавила язвительно. – Потом только вырастают – становятся другими.
– А как ты хотела? – вступает в дискуссию дядя Петя. – У каждого своё мнение.
– Я знаю. Только следует помнить об уважении к родителям. И о своём долге.
– Каком долге? – не понимает дядя Петя.
– Перед теми, кто родил и воспитал, – поясняет мама. – Своих родителей нужно до конца жизни почитать и уважать. И любить больше всего на свете.
– Знаешь, Вероника, я своего отца не помню. Он рано ушёл от нас. А мать была очень строгая, суровая. Ругала меня, лупила. Воспитывала так. Наверное, любила по-своему. Мне её не судить. Только я думаю, что любовь как-то по-другому проявляется. Мягче, что ли. Разве можно и бить и любить одновременно?
– Не знаю. Я своих детей никогда не била, – говорит мама.
И это правда. Побоев в нашей семье не было. Но было другое. И сейчас продолжается. Мама никак не желает признать, что я тоже человек. И я вовсе не принадлежу ей.
Мы закончили с пельменями. Мама поставила воду на огонь и стала ждать, пока она закипит.
– Есть хочешь? – обратилась ко мне.
– Подожду.
– Ну, ладно, – дядя Петя встал из-за стола, – вы пока хозяйничайте, а я пойду сканворды поразгадываю. Позовите, когда будет готово.
Я знаю, почему он ушёл. Сканворды и в кухне прекрасно разгадываются. Дядя Петя умеет отгораживаться от всей суеты и погружаться в себя. Но он ушёл, чтобы дать нам возможность поговорить.
– Я уж думала, ты не приедешь сегодня, – призналась мать.
– Я тоже так думала. Но потом решила не мешать Андрею.
– Правильно. У него своя семья, и нечего в неё лезть.
Я посмотрела на неё. В домашнем фартуке с заколотыми шпильками волосами она всё равно выглядела хорошо. И совсем не по возрасту. Красивая женщина. Мы похожи с ней внешне, только мама чуть выше ростом. А внутри мы разные совсем.
– Мам, скажи, зачем ты меня родила?
– Вот так новость! – она едва не выронила половник из рук. – С чего вдруг ты спрашиваешь об этом?
– Да я подумала: сыновей ты любишь. Хвалишь их, всегда в пример приводишь. А со мной ведёшь себя по-другому.
– Ты, стало быть, братьям родным завидуешь? – усмехнулась мама.
Зло усмехнулась.
Неисправима она.
– Я никому не завидую. Но мне важно понять, почему такое разделение. Мы же все из одной семьи. Все твои дети.
– Это да. Только слишком разные, – и прибавила тихо. – И достались мне по-разному.
Эту фразу, оброненную невзначай, я слышала от матери впервые. Она никогда об этом не говорила. Да, я спрашивала раньше, каково это – рожать детей. Но она отвечала уклончиво: не помню, забыла, это было давно. Но раз она сейчас так сказала, значит, не всё просто.