Минни не была сильна в теоретических выкладках. Она запнулась и замолчала, тяжело дыша и откидывая назад волосы.
Некоторое время спустя мы уже говорили об этом спокойно и слушали радио. Выступали эксперты, их становилось всё больше. Потом передали короткие репортажи из разных стран, жители которых слышали второе объявление. В два часа я распустил всех по домам. Какой смысл работать в такой день? К тому же к нам не зашёл ни один покупатель.
Когда я добрался до «Бруклин — Манхэттен транзит», подземка работала как обычно, и я поехал домой в Куинс.
— Ты слышал голос? — спросила жена, не успел я войти.
— Конечно. Говорила женщина тридцати пяти лет с лёгким акцентом жительницы Куинса?
— Точно! — воскликнула она. — Слава богу, мы согласны хоть в чём-то!
Но конечно, это было не так.
Мы поговорили про голос за ужином и продолжили обсуждение после ужина.
В девять часов вечера объявление прозвучало вновь:
— Страшный суд над жителями Земли состоится через пять дней. Пожалуйста, подготовьтесь к последнему испытанию и отбытию. На этом всё.
— Ну вот, — сказала Джейн. — Ясно же, что «Он» на самом деле «Она».
— Думаю, всё-таки «Он», — возразил я, и мы отправились спать.
Утром я поехал на работу, хоть и не знаю зачем. Я, как и все, понимал, что всё кончено. Просто казалось естественным вернуться к работе — будь то конец света или нет. Бо́льшая часть моей сознательной жизни была связана с магазином, и я хотел провести в нём ещё один день. К тому же я собирался привести в порядок дела, хотя и знал, что это лишено смысла.
Езда на метро превратилась в тихий ужас. В Нью-Йорке и так-то не протолкнуться, но сегодня, казалось, все Штаты решили воспользоваться нью-йоркской подземкой. Вагоны были набиты до такой степени, что двери едва закрывались. Когда я наконец выбрался на свет божий, то обнаружил на улицах почти такую же толчею. Движение застопорилось, и люди покидали машины и автобусы, отчего толчея только усиливалась.
Фрэнк и Минни уже были на месте. Наверное, их осенила та же мысль — привести в порядок дела.
— Как здорово, что вы здесь, мистер Остерсен, — сказал Фрэнк. — По-вашему, как Он поступит? Я имею в виду наши грехи.
Фрэнку шёл двадцать второй год. Я с трудом допускал, что он успел наделать много грехов. И всё же они его беспокоили. Судя по тому, как он хмурился и расхаживал по залу взад-вперёд, он являлся, как минимум, поборником дьявола.
Минни, насколько я видел, грехи не заботили вообще. Она надела свой лучший наряд — кстати, купленный не в моём магазине, — а её волосы были чуть темнее, чем вчера. Полагаю, она решила выглядеть перед Всевышним на все сто, будь он хоть мужчина, хоть женщина.