Даже вечером, когда я зову Макса к столу, а тот быстро и вяло поклевав еду, встаёт и оповещает меня о том, что уходит, даже в этот момент я думаю о Степане.
Он не должен мне писать круглые сутки напролёт. Да и вообще не должен. Я все равно, скорее всего, даже не отвечу. Не должна отвечать.
В какой то момент Макс говорит, что опять уходит, а мне, кажется, все равно. Мне просто все равно на то, что он не хочет в коем-то веке свой свободный вечер провести, если не со мной, то с дочерью.
Но я все же начинаю возмущаться. Потому что во мне кипит злость. Не на Максима, а на пустой от оповещений телефон.
— Ты и так весь день спал, Макс.
— Я поздно вчера пришёл. Конечно, мне нужно было выспаться, — муж удивляется моему обвинению и, кажется, с непривычки даже начинает оправдываться.
— Я о том и говорю. Раз ты сегодня и так взял выходной, потому что вчера, судя по всему, перепил, то уж вечер ты мог бы провести с Леночкой.
Максим зависает.
Придерживая край тарелки, которую он от себя показательно отодвигает, смотрит на меня во все глаза, будто вообще впервые видит. И тогда я продолжаю:
— Не только с Леночкой, но и со мной, — последние слова вырываются из меня уже шепотом. Мне сложно их произносить, потому что я отчетливо понимаю, что это вранье, — мы с ней обе по тебе скучаем, Максим, — ещё тише тяну я, пытаясь в этот момент вспомнить, когда я действительно перестала скучать по Максиму? До появления в моей жизни Степана? Или после? И почему я раньше не могла откровенно сказать об этом мужу? Чего боялась? Его усмешки? Того, что он отмахнется с пренебрежением на мои чувства? Словно те не стоят ничего… да, наверное, все именно так и было. — я же не зря предложила тебе погулять вместе. Мы ни разу не делали этого. Мы вообще уже сто лет ничего не делали вместе.
— Марин, ты что несёшь? — Макс все же отмирает, отпускает край тарелки и поднимается из-за стола. — как мы можем не проводить время вместе, если мы живем вместе. В одной квартире.
— Вот именно, — усмехаюсь я, чувствуя, как к глазам подбираются слёзы, и не из-за того, что Максим меня не понимает, и я осознаю, что вообще зря затеяла этот бесполезный разговор, а потому что Степан не пишет!
Он все ещё не пишет. А я все еще жду.
Что, черт возьми, со мной творится?
Мне настолько больно и неприятно от этих мыслей, они словно жидкой лавой разливаются по моему телу, превращаясь в яд. Яд, который отравляет меня и, которым я внезапно хочу поделиться хоть с кем-то, просто, чтобы стало легче…
Это самообман. Кажется, я даже понимаю, это какой-то частью своего разума. Понимаю, что мне не полегчает, но до безумия хочется впрыснуть этот яд под кожу и Максу.